Они вместе пели в их комнате, и Бен все слышал. Это умиляло. Корд редко пела перед родителями. Она пела в доме, только когда мама загорала на крошечном участке песка перед домом, куда попадало солнце. Обычно по утрам Белинда Бошан тихонько бренчала на своей гитаре, ожидая, пока папа выйдет на крыльцо для репетиции, в ходе которой он смеялся, а она мягко его подбадривала. Она была хорошим учителем, Бен это понимал, особенно с учетом его богатого опыта с плохими. Папин голос совсем не годился для пения, хотя для разговоров он, очевидно, был более чем хорош. Начиная петь, он издавал звук, похожий на хрип висельника; это стало чем-то вроде семейной шутки, и, хотя, когда дети были помладше, папа пел часто и громко, с годами он оценил уровень своих способностей. Он даже отказался от нескольких ролей, в которых нужно было петь. Бен удивлялся, почему отец решил сниматься в «Джейн Эйр»[70], разве что только потому, что все вокруг говорили, что это будет следующий «Хартман-Холл». Под новый сериал выделили большой кусок эфирного времени на Би-би-си в воскресенье вечером, а стартовал он спустя неделю после окончания показа «Хартман-Холл».

Гай де Кетвиль тоже получил небольшую роль в «Джейн Эйр». Его жена, Оливия, была прекрасной театральной актрисой. Обычно Бен и Корд избегали театра – в детстве их заставляли туда ходить, и в их памяти осталось только ощущение слишком колючего вельвета, которым были обиты сиденья в их ложе: он мешал им уснуть. Однако в прошлом году им по-настоящему понравилась одна постановка, в которой играла Оливия. Алтея отвела их посмотреть на папу, игравшего Ника Боттома в постановке «Сон в летнюю ночь» в театре под открытым небом в Риджентс-парк. Оливия в тот вечер играла Титанию. На закате в ветвях зажглись сказочные мерцающие огоньки. Это выглядело настолько волшебно, что дети искренне смеялись и над поцелуем сквозь щель в стене, и над грубыми механиками[71]. Папа играл очень смешно, а в конце пьесы помахал прямо им и назвал их по именам, и все повернулись посмотреть на них, и посылали им воздушные поцелуи – Бену это очень не понравилось, а Корд, напротив, упивалась вниманием весь вечер. Оливия в роли Титании была прекрасна – ужасающа и глупа одновременно. В золотом головном уборе, с сине-зеленым гримом; за ее спиной простирались крылья, а голос звучал пронзительно, со страстной хрипотцой. Она совсем не походила на обычную Оливию, элегантную и слегка надменную, немногословную и всегда с идеальной прической. После спектакля, когда они встретились в театральном баре, дети долго стеснялись заговорить с Оливией, хотя она снова стала собой и переоделась в полосатый топ и укороченные брюки.

– Ну разве она не изумительна? – шептала Корд, пока такси везло их обратно в Туикенем; путь был неблизкий. – Разве она не была самой настоящей королевой? Просто невероятно!

В последний вечер пребывания в Боски Гая и Оливии они все сидели на крыльце после ужина, детям разрешили не ложиться подольше, и Мадлен ужинала вместе с ними. Полная августовская луна висела низко на небосклоне, звезды светили ярче, чем обычно, и созвездие Большой Медведицы висело прямо над крышей к северу от дома.

День был тяжелым и жарким, даже ночью не чувствовалось ни дуновения ветерка. Папа разговаривал внизу по телефону со своим американским агентом. Мама и Берти развалились на стульях, Гай и Оливия сидели на диване. Белинда Бошан сидела на ножной скамеечке, нежно перебирая струны гитары, извлекая из нее случайные аккорды. Сверчки стрекотали в живой изгороди позади них, горели свечи, призванные отпугивать комаров. Стояла полная тишина. Дети сидели на старом узорчатом матрасе, прижавшись друг к другу, полусонные, но не желающие двигаться, чтобы взрослые не вспомнили об их существовании и не отправили в кровать. Внезапно Оливия заговорила: