– Вот приходи завтра, тогда и поговорим, – собирая портфель, сказал он.

– У меня же самолёт утром! – почти закричала я и не на шутку испугалась. Подумала, что если Виктор Андреевич поднимется сейчас из кресла, то плакал мой круиз. Тогда я подошла к нему с той стороны, где не было телефонов, положила руку на спинку кресла и сказала:

– Виктор Андреевич, а я сейчас сяду вам на колени, а в приёмной ваша жена, Раиса Федоровна! Она может зайти в кабинет.

И стала приближаться к нему.

Шеф выпучил глаза и испуганно сказал:

– Да ты сдурела совсем, это же рэкет! Ну ты танк, ну каток! – И уже со смехом сказал: – Давай авторучку, я свою уже убрал.

– И вот ещё, характеристику подпишите, – подвинула я второй листок.

Глядя поверх очков, он спросил:

– Это кто писал?

– Сама писала, – ответила я.

– Караул! Это ты такая хорошая? Я щас заплачу, – засмеялся он. – Да с такой характеристикой тебе не в круиз, а в Кремль за орденом надо ехать. Ну, любишь ты себя, любишь! От скромности не помрёшь. Вот ведь какая в школе была – все от тебя плакали, – такая и осталась.

– Ну, Виктор Андреевич, это же в круиз нужна такая, вы же знаете.

– Где только так научилась?

– А помните, вы всегда говорили нам на уроке в школе: «Не роняйте себя!» Ваша школа!

– Совсем не жалеете вы меня, совсем, – подписывая, бурчал он.

– Ладно! Желаю тебе хорошо отдохнуть, только не вздумай там остаться. А то найдёшь себе какого иностранца!

Виктор Андреевич пожал мне руку и вышел из кабинета. Я посмотрела ему вслед и подумала: «Господи, совсем старенький стал, хоть бы ещё поработал». Позвонив из его кабинета главному бухгалтеру, я сказала:

– Галина Ивановна! Я иду, да, подписал, конечно! А что тут странного – отпуск у меня. Должна же я отдыхать когда-то!

* * *

Мы ехали из детского дома № 2. Виктор Андреевич сказал:

– Татьяна Николаевна, ты где-то здесь недалеко дом свой строишь, давай заедем, я хочу посмотреть, что ты там затеяла. Говорят, с размахом.

Мы подъехали. Дом ещё был не достроен, но рабочие уже крышу сделали красиво.

– Ничего себе домина, два этажа, да большой какой! Здесь можно детсад открыть, их вечно не хватает! – смеялся он. – Давай, давай, строй. Вот наши победят, я здесь детский сад ещё один сделаю, – шутил Виктор Андреевич.

Его слова почему-то резанули меня, больно задели. Не зная того, он попал в десятку.

Я понимала, что это шутка, но в памяти, как молния, пронеслись слова мамы. Она часто рассказывала, как их семью выселили из директорского дома в тридцать девятом году, когда умер её отец. Маме было десять лет.

А потом там сделали детский сад. Я туда ходила маленькая.

– Ты молчишь? – заметил шеф моё серьёзное лицо.

– Да вот думаю: песка не хватит на сегодня штукатурам. Надо что-то делать, а то уйдут рабочие…

Я понимала, что Виктор Андреевич пошутил, но в душе что-то ёкнуло. В голове вмиг пронеслась мысль о том, как Прасковью с детьми и её отцом Акимом переселили в барак, когда умер её муж Дмитрий Сальцин.

– Не молчи, не переживай, сама нажила себе проблем – так справляйся с ними. Дом построить – это непросто, – сказал Виктор Андреевич.

– С Божьей помощью построим! – сказала я. – Никак иначе! Виктор Андреевич, это хорошо, что не дали мне квартиру. Если бы я тогда её получила, то теперь у меня не было такого дома.

– Я бы всем дал, если бы они у меня были. А потом и совсем строить перестали, помнишь?

– Помню, Виктор Андреевич, и не обижаюсь.

– А участок-то какой большой, целое футбольное поле.

Вечером, сидя у телевизора, я всё думала о словах Виктора Андреевича. Понимала, что он не хотел меня обидеть, что это шутка, случайное совпадение всего лишь. Но где-то далеко-далеко засела острая заноза, которая не болела, но напоминала о себе своим присутствием.