Гадаю, за что высшие силы так жестоки ко мне? И тут же противный голосок в голове подсказывает: «За поцелуи с женатым мужчиной». Согласна. Виновна. Но не стоит же этот проступок девяносто косарей?

И ладно бы я облажалась молча. Так, чтобы никто не узнал. Но ведь нет же! Вся семья в курсе моего позора. Даже Воронцов. Этого-то уж вообще неизвестно кто посвятил в подробности. А он и рад стараться. Перевёл деньги. Поди потирал свои лапы загребущие, мол, теперь Алиска будет в долгах, как в шелках. Тут-то я и заставлю её отрабатывать известным местом. Только нет уж! Фигушки! Не на ту напал.

В ушах всё ещё звучат слова Гали: «*банутая! Дебилка! Недоделанная! Вот уж если Бог мозга не дал при рождении, то не жди – не будет!»

Чего мачеха так взъелась? Деньги-то всё равно не её были. Могла бы и пожалеть меня, посочувствовать, а не добивать. Но жалость и сочувствие – это не про Галю.

За окнами уже стемнело, а я так и не могу заставить себя встать с дивана. Ничего не хочу. Совершенно не свойственная мне апатия накрыла лавиной.

Обычно я никогда не падаю духом. В любой ситуации стараюсь найти положительные стороны. Но в том, что случилось позавчера, не получается отыскать ни намёка, ни малейшей зацепочки, чтобы взбодриться. Я своими руками отдала последние деньги мошенникам. И на что теперь жить, просто не представляю. С поисками работы по-прежнему нулевой результат.

Самобичевание, помноженное на жалость к самой себе, прерывает звонок домофона. Через силу вылезаю из-под пледа.

– Кто? – спрашиваю, потому что в гости никого не жду.

– Доставка пиццы.

– Вы ошиблись. Я не заказывала.

– Алис, открой. Это Воронцов.

Сердце ухает вниз живота. Подмышками выступает пот. Кожа покрывается мурашками то ли от ужаса, то ли от холода. Но пальцы машинально нажимают на кнопку, чтобы открыть дверь. Лихорадочно разглядываю себя в зеркале в прихожке. Видок у меня тот ещё. Одно радует: не*бабельный. На призрака в старой футболке с котятами и растянутых пижамных штанах у элитного самца вряд ли встанет.

Зачем он приехал? Что ему надо? Как номер квартиры моей узнал? Последний вопрос - глупее не придумаешь. Воронцов, наверняка, уже и группу крови моей знает.

– Привет! – Артём сканирует меня взглядом.

– Привет! – отвечаю бесцветным голосом.

Брат мачехи переступает порог и бросает на тумбочку в прихожей пачку денег.

– Заберите. Мне не надо, - молниеносно реагирую.

– Алис, заканчивай цирк. Я знаю, что у тебя произошло. И да, я оценил твою независимость. Но не надо вот этого. Со мной не надо.

– Я всё равно не могу взять у Вас деньги. Мне нечем их отдавать. И если Вы сейчас скажете, что есть чем, я Вас ударю!

Понимаю, что нахожусь на грани натуральной истерики. Держусь из последних сил. Нервно комкаю подол футболки. Если этот самодовольный хозяин жизни сейчас же не свалит из моей квартиры, он горько пожалеет об этом. Потому что рыдающая навзрыд неадекватная баба – шоу не для слабонервных и уж тем более не для лощёных миллионеров.

– А я тебя поцелую, если ещё раз «выкнешь» мне.

Артём

Девчонка вжимается в стену. Пугается, словно я не поцеловать её пригрозил, а побить. Странная она. Странная и охренительно соблазнительная даже в старенькой домашней одежде. Ненакрашенная Алиса кажется гораздо моложе своих двадцати пяти лет. Волосы, собранные на макушке в небрежный пучок, частично выбились. Вьющиеся прядки обрамляют бледное личико. Малышка. Так хочется обнять её, но боюсь, этим дело не закончится. А девчонка не в состоянии здраво мыслить. Слишком раздавлена и потеряна. Я, конечно, козёл, но не до такой степени, чтобы пользоваться подобной ситуацией.