– Не надо меня обвинять в уголовно наказуемых вещах.

– А взгляд-то у тебя вильнул! – усмехнулась Марина. – Ну, все понятно и логично! Ты призадумался – вдруг и меня вербанул отдел внутренних расследований, у них тоже отчетность… – она гибко выпрямилась, встала, прошла на середину кабинета и решительно опустилась на колени. Глядя снизу вверх, медленно облизнула губы. – Иди сюда, пока у меня соответствующее настроение, сделаем, как ты хочешь…

Немного постояв так посреди затянувшегося напряженного молчания, бегунья ухмыльнулась, встала и уселась на прежнее место. Пожала плечами.

– Ну и зря! Тебе ведь ужасно хотелось, по глазам видно! Побоялся, что «внутряки» все же всадили тебе какую-то свою суперхитрую аппаратуру, способную перешибить твои системы? Ходят слухи, что у них такая есть…

– Марина, – сказал Денис, – я иногда всерьез задумываюсь, почему до сих пор не вышиб тебя куда-нибудь в другой отдел, чтобы там маялись с таким сокровищем…

– Потому что я – ценный сотрудник!

– Глупости! Ты пока что – не более чем полуфабрикат. Вот именно, полуфабрикат. И нечего приплетать сюда неоэтику. Речь идет о качественно иных вещах – профессиональных стандартах. Не спорю, в нашей работе нередки ситуации, когда необходимы именно такие кадры, как ты – другие. У тебя все другое, ты родилась не где-нибудь, а в глухомани России, ты работаешь иначе, так, как мне никогда не выучить своего. Ты сама отлично все понимаешь… – он усмехнулся. – Но это не значит, что ты такая одна на свете! Давай без обоюдных подначек и психологического фехтования рассмотрим ситуацию с позиций скучного бухгалтерского учета! Не возражаешь?

– Где уж мне… – пробурчала Марина.

– Ты участвовала в пяти операциях. В двух – в качестве стажера, в двух – в качестве подчиненного полевого агента. И только одно-единственное дело крутила самостоятельно, да и то в Западной Европе. Если вдуматься, не особенное сокровище, а?

– Может быть, может быть… Я и не выдаю себя за бесценный бриллиант короны! Но я ведь во всех случаях справилась неплохо, верно?

– Вот поэтому я тебя и терплю. Пока есть реальные шансы сделать из тебя что-то ценное. Потому я закрываю глаза на все твои эпатажные выходки. А мне ведь жалуются. И частенько. Ты можешь хотя бы не лезть к Белоснежке?

– Ого! – восхитилась Марина. – У тебя в глазах появилось нечто человеческое! Это ревность? А что, если у меня к ней поистине глубокие и пылкие чувства? – она рассмеялась. – Да, твоя злость и ревность так и полыхают, и ты не в силах их скрыть…

– Ты можешь изменить стиль поведения?

– Не могу! – отрезала Марина. – Я его слишком долго культивировала, это уже часть моей неповторимой личности. Ладно, ладно, я готова идти на уступки. К Белоснежке я, так и быть, приставать не буду, щадя твои ущемленные неоэтикой чувства собственника. Но насчет всего остального – обещания давать поостерегусь.

– Устал я от тебя…

– Верю, – сказала Марина. – Вот сейчас ты не играешь. Говоришь вполне искренне. У нас с тобой и в самом деле есть некая несовместимость, это понемногу выплывает наружу. Ну, почему бы тебе и в самом деле не спихнуть меня куда-нибудь в смежный отдел? Столько было таких возможностей… Тебе станет несказанно легче жить. Ну, а Старику ты всегда можешь подсунуть какую-нибудь чертовски убедительную версию. Мне, в самом деле, интересно – почему ты от меня до сих пор не избавился? Я ведь, будем откровенны, тебе чертовски досаждаю.

– Хочешь откровенно?

– Еще бы!

– У хорошего мастера всегда должно быть в сумке много инструментов. Самых разных. Могут возникнуть ситуации, когда именно ты мне пригодишься. Чистейшей воды прагматизм… Это понятно?