— А они есть?
— Есть. Они не стали бы лгать в подобной… мелочи, — Император криво усмехнулся. — Мой прадед был казнен, а его тело — заключено в саркофаг из стекла, запечатано заклятьем, что останавливает тление. Мне сказали, что выглядит он так же, как и в тот миг, когда смерть настигла его.
Стало не по себе.
— И с чего такая любезность?
— Это не любезность. Ты знаешь, что тепанеки вновь волнуются? И средь акольтуа ходят недобрые речи?
— Когда было иначе?
— Никогда, — согласился Император. — Восстание вспыхнет, и кровь разумных оросит землю, дабы вернуть в неё взятую жизнь. Так было от сотворения Нового мира. Так продолжится до падения его. Вот только не отпускает меня мысль, что падение куда ближе, нежели мы думаем.
— На солнце нет знаков грядущей беды.
— Знаю. Знаков нет. Ни во внутренностях белой овцы, ни в путях птиц, ни даже в крови жертвенных рабов. Но я, друг мой, чувствую приближение конца.
Император сел.
И встал.
Верховный поспешно поднялся и застыл, с трудом согнув такую непослушную спину.
— Мне твердят, что империя, как и прежде, велика. Что войска мои бессчетны, а воины храбры. Что благословение богов с нами, но… за два десятка лет мы потеряли пять городов на западе. Пять!
Верховный молчал.
— И не акольтуа отняли их, но варвары, объявившие себя свободными. Эти города также захотели свободы и ушли. А чтобы никто не остановил их, они обратились к магам. И вот уже горы поднялись, закрыв путь к мятежникам, а в узких ущельях поселились големы.
— Дай знак, и твои войска сомнут любых големов.
— Сомнут. Безусловно. Но что будет ценой такой победы? Магические твари сильны, неутомимы, почти неуязвимы. И мне донесли, что две дюжины их появились в царстве Таххида. А они, как ты знаешь, давно уж поглядывают на восточные наши границы.
На те самые копи, которые и полнят торговые жилы империи чистым золотом.
— Как и северные соседи. Мне донесли, что баронства желают объединиться.
— Вряд ли это возможно, — Верховный позволил себе не согласиться. — Варвары слишком самолюбивы. И жадны. Никто из них не позволит соседу возвыситься хотя бы на волос.
— А вдруг? Вдруг появится кто-то, кто сумеет сплотить их?
— Тогда боги найдут способ справиться с этим кем-то.
— Стоит ли надеяться лишь на милость богов?
— На что нам надеяться, кроме этой милости? — Верховный облизал разом пересохшие губы.
Он понял, что решение давно уже принято.
И оно Верховному не понравится. Что прекрасно известно Императору. Страх сдавил горло, перекрывая дыхание. Нет. Надо успокоиться.
— На собственные силы, — Император остановился за спиной. — Посмотри на меня.
Верховный распрямился и с трудом — спина болела все сильнее — обернулся.
— Я не хочу стать последним из детей Белой цапли. Молчи. Слова ничего не значат. Я только и слышал, что о славе и своем могуществе. Я верил в это могущество. И продолжаю верить, хотя правда в том, что вся наша империя давно уже подобна дряхлеющему льву. Но в наших с тобой силой вдохнуть в неё жизнь.
— Связавшись с магами? — не удержался Верховный. — Поверив им? Что они обещали?
— Големов. И погонщиков для големов. Много големов. Много погонщиков. Так много, что никто-то больше, ни на севере, ни на востоке, ни на западе не усомнится в нашей силе. И склонят головы мятежники. Забудутся опасные речи.
Он говорил быстро и яростно, будто спорил, хотя Верховный ни словом, ни жестом, ни даже взглядом не позволил себе высказаться против.
— А потом, возможно, мы, уподобившись нашим предкам в величии их, шагнем дальше, расширим границы империи…
— Что они просят взамен? Золото?
— Отнюдь, друг мой. Золота в городе магов хватает. Им нужно иное.