«…Нет, учился он в Мюнхене, а в Нюрнберге жил у тёти… чтобы не расходоваться на общежитие. Только на транспорт…».

Дитфриду резко стало холодно. Имя матери уже никогда не пропадёт из его головы. Он это прекрасно понимал. Также, он понимал, что одна прочитанная запись, сулит за собой прочтение других…

«…Если грешить, то на полную…».

«15/12/1996. Нюрнберг, Германия.

Дитфрид пока живёт у тёти Саши. Теперь у моего сына есть имя и временное жильё. Это хорошо, лучше, чем могло быть.

Мне жаль Мирелу. Её мать хочет моей смерти, буквально. Я не хочу писать сюда её имени, чтобы мне было легче забыть его. Она сделала Миреле очень больно, назвав дочь тупой шлюхой.

Я в ахуе. Это произошло почти сразу, как мы стали родителями. Мы позвонили в Португалию и почти сразу же пожалели об этом. Увы, уже ничто не изменишь. Разговор с ебанутой католичкой изначально был обречён.

Пока что, мы с Мирелой живём вместе. В её квартире. Точнее, она её снимает. Владелец пошёл на милость, не выселив нас, когда Мирела стала матерью. Она скучает по Дитфриду, но я надеюсь, скоро мы будем вместе. Все трое. Моя работа приносит большие деньги, и я уже приметил один домик в Северном Рейне. Надеюсь, до приезда матери Мирелы, мы успеем. У нас 7 месяцев.»

Дитфрид механически перевернул страницу. Всепоглощающая дрожь уверенно подступала со спины.

«18/12/1996. Нюрнберг, Германия.

Сегодня Мирела очень долго плакала. Я сначала подумал, что из-за матери. Но она плакала из-за меня и извинялась. Она извинялась за Дитфрида и за то, что якобы испортила мне жизнь.

Ахуй и злость. Только это я смог испытать в тот момент. Благо, меня хватило только на утешения. Эта сука, что зовётся матерью Мирелы, довела свою дочь до нервного срыва. Эта ёбаная сука поплатится! Я сделаю с ней что-то гораздо более худшее, чем легионеры с христом. Такое уёбище не должно иметь детей, как и жнизь.»

Дрожь впиталась в организм Дитфрида, заставив его тело трястись и холодеть.

Трясущимися пальцами, Дитфрид перевернул страницу. Она оказалась вся в разводах… Дитфрид, с щелчком захлопнул рот.

«04/02/1997. Розеделц, Германия.

Эта книжка, которую я купил в киоске в Мюнхене, уже не помню где, стала моим дневником. Так вот, дневник, я вернулся.

Новости более чем ужасные. Да, как видишь, я переехал в домик, который хотел купить страницу назад. Я его купил. Да. Владелец почему-то сбросил цену после нового года, и я купил его.

Теперь здесь живут Матис и Дитфрид Дётцер. Мирела умерла. Она бросилась под грузовик, когда возвращалась с университета. Моя малышка Мирела, умерла. Из-за этой суки, которая никак не отреаигровала на смерть дочери. Она видимо уеж и н считаола её дочерью. Мирела, мо солнышко. Она сказала что сама дойдёт до дома, чтобы я не забирал её, когда у меня будет обеденный перерыв. Я не могу винить её, она просто солмалась. Моё маленькое слонышко сломалось и всме родным насрать. Никто с её стороны не захотел даже вид делать, что знает её. Монстры. УБлюдкпи монстры и ёбаные уроыд.

Я не заю, как мне в будущем сказать об этом Дитфриду. Я кажется с ума схожу. Но это неважно. Лишь бы сынок вырос и выжил. Мы не бедствуем, главное, мне много не пить, иначе будем бедствовать. Благо, хоть одно, тётя Саша жива, здорова и сочувствует смерти Мирелы. Хоть кому-то в этом ёбаном мире не насрать.»

Мальчик трясся всем телом и громко всхлипывал, оборванной задней мыслью надеясь, что задохнётся.

«04/02/1997. Розеделц, Германия.

Я понимаю, теперь, какого было Миреле, когда она плакала без остановки несколько часов подряд. Меня трясёт, но я хочу записать это.