Впрочем, пьянящий аромат свежих типографских чернил довольно быстро развеялся, оставив неосуществимое стремление снова пережить кратковременное счастье новизны. Не обошлось и без досадного разочарования, как это подчас бывает при расставании. Оказалось, что это была только первая книга из тетралогии и, как позже выяснилось, единственная переведённая и изданная с сокращениями в СССР. В течение следующего года Ося методично терроризировал сонных библиотекарей в надежде заполучить вожделенное продолжение. Впрочем, настойчивое, надоедливое нытьё ничего не изменило и впоследствии – книжка надолго затерялась в сутолоке новых увлечений.

Только спустя 30 лет Гауке повстречал её снова. Одним душным августовским полуднем, скрываясь от грозы, он случайно заглянул в пассаж с букинистическими лавками, и там на полу, в картонной коробке из-под бананов с надписью «Всё по 100», между подшивками старых журналов случайно (если это можно назвать случайностью) обнаружил свою давно забытую детскую страсть. Конечно, время не пощадило её. Она хорошенько пожелтела, пообтрепалась, приобрела карандашные пометки на полях и совсем иной, слащаво-миндальный запах. Однако Осип Фёдорович сразу узнал иллюстрации. Иногда Гауке мог забыть, закрыл ли он, уходя из дому дверь, но прекрасно помнил прорву бесполезных мелочей. Он мог рассказать, как пройти от центрального собора в торговый центр в заштатном городке, в котором был единожды проездом лет надцать назад и на каком этаже там расположена столовая. Он даже смог бы припомнить, что тогда заказал, потому что всегда в поездках заказывал одно и то же. В обычные дни сэндвич с бужениной, а по средам и пятницам – с тунцом… Вот и в этот раз, сюжетные коллизии и имена главных героев забылись напрочь, что, наверное, и хорошо, а вот картинки благополучно сохранились в памяти без каких бы то ни было значимых видоизменений.

Это было полное издание 1955 года на языке оригинала с грубыми, призрачными, похожими скорее на наброски, рисунками Гаса Бофа. Осип Фёдорович словно встретил старого приятеля. Его сердце встревожено затрепетало, и он ощутил неподдельный, уже порядком подзабытый, детский восторг. Каждый библиофил втайне мечтает найти свой манускрипт. Старая книжка из коробки стала для Гауке даже чем-то бо́льшим. Она стала его Розеттским камнем, который ему только ещё предстояло расшифровать. Из школьного французского Осип Фёдорович уверенно помнил un, deux, trois, quatre, cinq, merci, bonjour, pardon и s’il vous plaît. Не колеблясь ни минуты, он выложил сотенную, забрал драгоценное приобретение и клятвенно пообещал себе, что обновит свой français, который, к слову, никогда не был достаточно хорош, чтобы прочесть обретённое букинистическое сокровище.

С тех пор Le cahier de Zafir занял своё место на полке между чем-то и энциклопедическим словарём Ларусса, подпёртый привезёнными с Карпат писанками в сувенирных коробках. Многие годы Гауке подходил к книге, как штангист к снаряду, с чувством глубокой нежности примерялся, перелистывал страницы, пробегал по строкам… Однако каждый раз его познания французского оказывались недостаточно хороши, чтобы осилить находку. Он записался на интенсивные курсы, нанял индивидуальных репетиторов франкофонов, посещал дважды в неделю разговорный клуб, старательно выполнял письменные упражнения, пересмотрел без дубляжа все старые ленты с Габеном и Жаном Маре и прочитал всего Николя… Понадобилось сем лет, прежде чем «Тетрадь Зафира» снова начала рассказывать свою историю.

Со стороны могло показаться, что ничего достойного внимания не происходит. Осип Фёдорович расстегнул ворот рубахи и фатовски, на американский манер, закинув ногу на ногу, оголил костистую щиколотку в сиреневом носке. Энергично протерев носовым платком стёкла очков и водрузив их на нос, он в сладостном предвкушении увлекательного чтения потянул за ляссе. Картина довольно тривиальная для зала ожидания. Но на самом деле там разворачивалась настоящая драма.