– Хорошо. Тогда приступим. – Дин сел в кресло напротив пациента, положил диктофон и собрался с мыслями.

– Я вам доверяю, доктор. Давайте тогда продолжим, – Леон немного расслабился, положил руки на подлокотники кресла и закрыл глаза.

Дин спокойно и медленно проговаривая слова, как будто случайно щелкнул пальцами и погрузил Леона в его воспоминания.

– Где вы сейчас находитесь?

– Я гуляю в лесу и играю с детьми с соседней фермы.

– Сколько вам лет, Леон, и как вас зовут?

– Десять. Меня зовут Клаус… Клаус Вагнер.

– Давайте отправимся дальше. Вы уже взрослый человек. Сколько вам лет сейчас? Чем вы занимаетесь?

– Мне 18 лет. Я поступил на службу в армию, – Леон говорил молодым, но строгим голосом.

– Какой сейчас год, Клаус?

– 1917 год. Идет война. Меня отправляют на восточный фронт, в Латвию.

– Что с вами происходит через шесть месяцев после отправки на фронт?

– Я тяжело ранен… Лежу в госпитале…. Я военнопленный… У меня забинтовано все лицо… Жгучая боль в левом глазу… За мной ухаживают русские сестры милосердия. Они очень добрые. Я не вижу их лиц, но у них такие мягкие и нежные руки. Они гладят меня, когда делают перевязку и что-то говорят, но я не понимаю их речь, – лицо Леона расплылось в улыбке.

– Куда вас отправили после госпиталя, Клаус?

– Я в лагере для военнопленных. Нас очень долго везли в темных и холодных вагонах. Многие солдаты умерли. Я пока жив, но мне очень хочется домой. Я устал, я хочу есть…, хоть корочку хлеба.., – голос звучал тихо, но в нем было столько страдания и тоски. – В лагере нас заставляют много работать и плохо кормят. Сильно болит лицо и глаз, но здесь нет врачей, и я боюсь, что умру от незаживающей раны. Она гноится.

– Представьте, что прошло двадцать лет. Где вы находитесь, и что происходит с вами?

– Я офицер вермахта. Служу в комендатуре лагеря для заключенных, у меня в подчинении сорок человек, – лицо Леона выражало высокомерие и презрение. Губы сжались в тонкую нить, спина выпрямилась, и всем своим видом пациент стал напоминать профессионального военного.

– Где находится этот лагерь? Вы можете сказать, как он называется? – Дин уже предполагал, что ответ прозвучит угрожающе страшным.

– Он расположен недалеко от Мюнхена. Это лагерь Дахау.

– В чем заключается ваша работа, Клаус?

– Следить за порядком в лагере. Я курирую медицинский блок. Наша задача создавать новые лекарства для солдат вермахта и научиться лечить их от тяжелых болезней и ранений, – он чеканил слова, словно отдавал рапорт начальнику.

Дин замер, боясь двигаться дальше. Все, что он знал о концлагерях, о тех чудовищных зверствах фашистов против разных народов в период правления Гитлера и в годы Второй мировой войны, могло сейчас выплеснуться на него, как цунами, в откровениях Клауса. Все разрозненные кусочки мозаики сегодняшних проблем Леона сложились в полную картину его прошлой жизни. Звериная натура Клауса, совершившая столько зла, проявляла себя в новом воплощении бессмертной души в теле Леона. Лишенный прошлых воспоминаний мозг, на подсознательном уровне подавал знаки Леону, подталкивая его к познанию самого себя.

Дин много раз задавал себе один и тот же вопрос – почему душа, наделенная любовью, вселенскими знаниями и возможностями, живет в симбиозе с примитивным человеком и порождает столько страданий, жестокости, преступлений, отчаяния и скорби? Почему она позволяет развиться в человеке таким порокам? Почему мы лишены этой памяти предыдущих воплощений? Почему каждый раз приходится начинать с нулевой точки отсчета и постоянно делать выбор? Может именно возможность ВЫБОРА и есть ответ на этот мучительный вопрос? И именно скорби помогают раскрыться душе в полную силу и показать человеку его истинное Я? Эти вопросы постоянно мучили Дина, добавляя больше загадок, чем полноценных ответов.