Облысевший задумался и через минуту заговорил – заговорил тихо, но как-то чётко произнося каждое слово. Говорил о важности проникновения идеи в массы, о разъяснении задачи и целей борьбы, о том, что массы, овладевшие идеей, много чего могут и без еды, то есть на пустой желудок тоже можно бороться. Бороться и добиваться победы, когда передовой отряд понимает свою задачу, когда враги расслаблены и не могут активно противостоять массам.

– Вы, батенька, примитивно понимаете идеологию борьбы, – заявил он в конце и замолчал.

– Не будем спорить, – неожиданно произнёс Фэд. – Мы оба правы, только вы с теоретической, а я с практической стороны.

Он опустошил свой бокал и с выражением прочитал:

– А нам бы закусочки, – проворчал Вил. – А то игристое без закуски не идёт.

Он вопросительно взглянул на Фэда, а тот в знак согласия с собеседником кивнул и спросил:

– Чего изволите, господин философ?

– Что-нибудь морское и, пожалуйста, немного, – ответил Вил.

– Какую-нибудь каракатицу? – предложил Фэд.

– Э-э, батенька, вы, я вижу, гурман, жили на материке, а любите каракатицу.

Фэд многозначительно посмотрел на облысевшего и объявил:

– Мы люди городские – всё должны знать, и каракатицу тоже.

Он хотел было зычно крикнуть тонкого человека, но, вспомнив свой городок, передумал и, обратившись к облысевшему, спросил:

– Так что же заказать?

– Что угодно, но не каракатицу, – последовал ответ.

Через несколько минут собеседники молча с удовольствием поедали морские деликатесы. Каждый думал о чём-то своём, и беседа не складывалась. Фэд наслаждался яствами, приготовленными местной кухней, и тихо вспоминал приятные и неприятные истории своей молодости.

«Да, было дело…» – подумал он и покачал головой.

Фэду было что вспомнить из бурной молодости. Всякое случалось – и плохое, и хорошее. Плохое он пытался забыть, хорошее помнилось лучше. Но один неприятный эпизод он забыть никак не мог – тот, бывало, неожиданно всплывал в памяти, и ему становилось немножко грустно. Грустно даже уже не от того давнего впечатления, а оттого, что это было давно, когда он был молод, вся жизнь была впереди и казалось, что сделать можно так много и можно перевернуть весь белый свет. А сейчас он точно знал, что весь белый свет ему перевернуть не удалось.

Довольно хилый парнишка подошёл к нему и нахально заявил:

– Гони монету!

Фэд только что отошёл от церкви – вечерняя служба сегодня затянулась, и он возвращался уже по темноте. Этот хиляк неожиданно появился из-за угла и вплотную встал у Фэда на пути.

– Гони монету! – угрожающе повторил он и исподлобья посмотрел на Фэда, который сначала обомлел от такой наглости, а затем, сосредоточившись, покачал головой, показывая тем самым, что абсолютно не согласен отдавать этому типу монету. А тип тихо свистнул, и из-за угла появились ещё трое неизвестных парней, но уже весьма крепкого вида. Хиляк молча со всей силой ударил Фэда кулаком. Из-за небольшого роста нападавшего удар пришёлся в шею, прямо по горлу, и Фэд на несколько секунд обомлел. Сзади за хиляком расположились его помощники, и Фэд осознал, что ему не поздоровится, если он не предпримет что-либо в свою защиту. Он обернулся – проходной двор был перекрыт, железные ворота на ночь затворялись, и пути к отступлению были для него закрыты. Фэд покопался в кармане, достал оттуда монету и протянул хиляку.