54

Если случающиеся с нами расстройства тела сильно ненавидим, знать должно – душа наша еще порабощается пожеланиями тела и желает материальное довольство, и не только не хочет уйти от благ жития, но и за большое неудобство считает из-за недугов невозможность пользоваться его радостями. А если тяготы недугов она принимает с благодарением – извещается, что от пределов бесстрастия недалеко и смерть по-сути как причину истинной жизни с радостью ждет.

55

Душа разлучиться с телом не захочет, пока ее расположение к видам (природы) не станет безразличным. Все чувства тела вере противостоят и находятся в преходящем – а она хвалит многоценность только грядущих благ. Итак, о деревьях раскидистых и тенистых, о источниках прекрасно текущих и лугах пестрых, и домах благолепных, и родственных схождениях не следует размышлять подвизающемуся; ни, случись, вспоминать честное торжество – но с благодарением пользоваться необходимым и житие вменять в странный путь, пустой от любого плотского расположения: лишь так стеснив нашу мысль, всю ее обратим вслед вечного пути.

56

Что зрение, вкус и прочие чувства, если сверх меры используем их, расхитят сердечную память, поведала нам первая Ева: пока на запретное древо сладко не воззрела – прилежно помнила божественное повеление и покрывалась крыльями стремления к божественному, отсюда не ведая своей наготы, а когда с услаждением древо узрела и с сильным желанием его коснулась, и далее с энергичным удовольствием от плода его вкусила, сразу донаслаждалась до телесного сплетения – как нагая, со страстью соприкоснувшаяся, и по плода мнимой приятности все свое желание отдала вкушению сиюминутного, добавив к своему и падение Адама – и впредь ум человека с трудом может помнить о Боге и о Его заповедях. Мы же, с непрестанной памятью о Боге всегда в глубину нашего сердца взирая, пусть как подслеповатые на глаза идем этим жизнелюбивым путем; хранение всегда неоперенным устремление своих очей – для философии поистине духовной. Этому учит нас и многоискуснейший Иов – «если пошло в след ока сердце мое». Этот принцип бывает признаком отличного воздержания.

57

Всегда пребывающий в своем сердце отступает от радостей жития: духом идя, желание плоти уведать не может и далее совершает путь под охраной добродетелей, добродетели имея «стражами чистоты града»; и впредь бесполезны выдумки бесов на его счет – пусть иногда стрелы вульгарного влечения и достигнут окон естества.

58

Когда радостей земли душа наша более не вожделевает, часто уныние вкрадывается в ее ум – с удовольствием держаться мысленного служения не позволяя и не оставляя ясное пожелание грядущих благ, и слишком обессмысливая временную жизнь как достойного дела добродетели не имеющую, и само внимание уничижая как многим другим по достоинству данное, однако, совершенно ничего не обещающее значить для нас. Этой уморяющей и разленяющей страсти мы избежим, если для нашей мысли поставим очень тесные границы, взирая только на память о Боге. Так вернув свою теплоту, от этого неразумного разлада ум сможет уйти.

59

Ум, если все его пути заградим памятью о Боге, всегда требует от нас исполнить дело, должное ему – свободное движение, и надо дать ему только «Господи Иисусе» на все осуществление намерения – «никто не может назвать Иисуса Господом не в Духе Святом». Но пусть так кратко определив, всегда внутри себя это он понимает, чтобы не совратиться в мечтание; и кто в глубине сердца это святое и славное знание разумеет непрестанно, некогда сможет увидеть свет своего ума. Кратким воспоминанием мысли держась, в чувстве изрядном всю находящую на душу скверну оно пожигает – «наш Бог – огонь поглощающий»; и впредь Господь зовет душу к великой любви своей славы, и благодаря памяти ума надолго оставленное славное и многожеланное Его имя и теплота сердца привыкание к любви Его благости и далее полное отсутствие связывающего нас всегда творит – это и есть многоценная жемчужина, которую можно стяжать, ради нее продав все имение, и о обретении ее иметь неизреченную радость.