Что ж, это не Страна Вечного Лета, значит, можно немного похулиганить. Что там говорил Худое Пальтишко или Шкалик? Панков больше нет? Я провёл руками по волосам: нормально постригусь, когда буду дома.
Ещё в пятнадцать мы с Сили как-то сбежали на концерт «The Exploited», вернувшись с ирокезами на головах. Мэдб ничего не сказала, при виде нас, только пошевелила пальцами. Длинные, поставленные воском гребешки вмиг отвалились, оставив лишь лысые макушки. При Дворе над нами не смеялись исключительно потому, что оба уже могли хорошенько дать сдачи.
«Мэдб больше нет», − с грустью подумал я, причёсывая пальцами широкий волнистый рыжий «гребешок», открывающий два серебряных кольца-серьги на раковине левого уха – напоминание об Ариадне, у которой стащил их в детстве. Я больше не боюсь остаться лысым.
Где же улица Горького 12? Прислушавшись к внутренним ощущениям, понял, надо идти по дороге влево. Обернулся назад – может взять на время у Сковородки-Верлиоки машину? Давно не ездил за рулём, очень соблазнительно. Представив, как он будет возвращаться восвояси пешком, я улыбнулся собственным мыслям. Решено!
Двигатель заурчал, словно сытый зверь: светлый кожаный салон, настоящее красное дерево отделки, стильный руль со всё тем же серебряным трезубцем. Лампочки призывно горели голубым на приборной панели. Поставил рычаг на «драйв» и легонько нажал на педаль – очень чувствительную! Да, во вкусе нынешнему одноглазому жабу не откажешь – автомобили выбирать он умеет.
Я остановил машину у высокого, массивного здания с которым попытались сотворить стилистические метаморфозы, приделав к фасаду громадные стеклянные окна-витрины, внеся минимальные переделки. Вышло странно: будто гусеница, минуя стадию куколки, попыталась обернуться бабочкой, да так и застряла между превращениями.
Вышедший из высоченной дубовой двери крупный мужчина – чистокровный человек, в строгом костюме, направлявшийся бодрой походкой к машине, увидев меня, резко остановился в нерешительности. Похоже, моего нового резвого друга здесь хорошо знали.
− Это строительная компания «Мэйл»? – спросил я вместо приветствия.
− Кто вы? И где Самуил Витальевич? – громила проигнорировал вопрос.
− Если вы о Сэме Верлиоке, известном в определённых кругах как Шпон-Сковородка, то он будет позже, − терпеливо пояснил я, − Мне необходимо встретиться с хозяйкой… Ариной Тулаевой.
− Арина Дмитриевна занята – у неё совещание. И всё-таки, как вас зовут? Самуил Витальевич никому не даёт свою машину.
Этот нудный вышибала начал сильно докучать.
− Где проходит совещание? – спросил я, постепенно теряя терпение.
− В её личном кабинете, − ответил мужчина, подозрительно косясь на моё левое ухо. Я попытался пройти мимо него, но он загородил проход.
− Вы не ответили, где Самуил Витальевич? И кто вы такой?
Я поймал солнечный зайчик Спином, превратившимся вновь в браслет, и направил его прямо в лицо мужчине, а затем быстро пробормотал:
− Всё вокруг – не с тобой! Глаза закрой, сон, покой!
Тот рухнул, как подкошенный. Пусть немного отдохнёт, видимо, работает на износ, вон какой нервный! Проходя по обширному вестибюлю, покрытому искусственным серым мрамором, я заметил невысокую, всю какую-то кругленькую женщину в светло-зелёном льняном платье, с густыми чёрными волосами, красиво уложенными в асимметричной стрижке. Черты разглядеть было сложновато за круглыми тёмными очками в пол-лица, но породистый нос, доставшийся по наследству от короля цвергов, невозможно не узнать.
Мэйла резво цокала высоченными шпильками по направлению к выходу, а значит, прямо ко мне. В её ушах искрились всеми цветами радуги два громадных бриллианта. Я уже направлялся к ней, как с широкой лестницы, уходившей несколькими длинными маршами вверх, соскочили две девочки, поразительно напоминавшие дедушку фигурами и чертами лица.