– Вот и думаю: когда мы были близки? Обычно я такое помню…

Я вспыхнула, но заставила себя сдержаться. Подожгла пару подсохших стеблей хазора – даже запах этого растения восстанавливает ауру.

– Ты вызываешь у меня только одно желание: отколошматить! На большее и не надейся, – буркнула я.

Рыжий хмыкнул. Но вдруг дёрнулся, резко открыл и закатил глаза, как в агонии. Большой рот приоткрылся. Могул замер, веки опустились. Время шло на секунды.

Хазор заварить было не в чем, жевать он его сейчас не сможет. Молясь всем святым, я сама принялась яростно пережевывать жёсткие стебли. Сплюнула измельчённую зелёную кашицу в ладонь и сунула рыжему под язык. С усилием закрыла тому рот, надавив на квадратную челюсть и зажав губы как следует. На рефлексе рыжий глотнул. Не к месту вспомнилось, что так же я заставляла глотать лекарство кота.

Я придержала подбородок ещё немного, чтобы не выплюнул. Рыжий сморщился, скривился, когда до него, почти бессознательного, дошла вся мерзость и горечь вкуса.

– Терпи. Это полезно, – прошептала я.

И вдруг чёрные глаза распахнулись, да так, что чуть не выкатились. Огонь зрачков полыхнул, словно взорвавшись на всю радужку. Рыжий громко вздохнул, с хрипом, и выгнулся дугой.

Мне стало дурно, я подалась к нему. Рыжий схватил меня за грудки, рванул на себя. И тут же обмяк, словно тело его превратилось в кисель. Я упала сверху, не удержавшись. Взгляд могула стал сонным и пьяным. Внезапно скользнул по мне с ласковым удивлением.

– Ты жива… Оля? – еле расслышала я.

Убрала со своей рубашки здоровенные руки, теперь податливые и мягкие.

– Жива. Но я не Оля.

– Ври… – выдохнул он, и голова его упала набок.

Умер?!

Во мне всё всколыхнулось от отчаяния. Рыжий вздохнул с хрипом. Я попробовала его пульс: ускоренный, но всё-таки не критично. Громко, судорожно, он дышал! Неужели получилось?!

Успокаиваться было рано, я знаю, что мгновенно не действует ничего. Я продолжила поджигать один стебель за другим и раскладывать их вокруг рыжего – если беда в ауре, запахи как ничто другое воздействуют на тонкое тело. Горький дым с медвяной нотой заполнил пространство.

Какой-то зверь взвыл в лесу. Мне стало жутко, я вздрогнула, обернулась и увидела, что туман, зависший у порога в скальную комнату, пятится наружу. Ему явно не нравился дым хазора.

– Прости! Так нужно, – сказала я.

Стеблей больше не осталось. Подожжённые дымились и тлели, наполняя мерзким запахом всю пещеру.

Я вспомнила о «точке жизни», нащупала снизу от наружного края коленной чашечки рыжего небольшое углубление. Нажала пальцем что было сил и начала растирать. Моя наставница говорила, что эта точка спасает от смерти и даёт долголетие.

Увы, при эпидемии это знание не пригодилось, вирус был слишком сильным: я никого не спасла. А ведь могла бы, если б не тянула время, а раньше уехала учиться, ещё когда все были живы и счастливы! Зря послушала наставницу, говорящую, что я не готова, что нет во мне пока нужной силы, не наступил срок… Вот так и бывает, когда думаешь, что ещё рано, а оказывается слишком поздно!

Поэтому я с безудержной яростью на подкравшуюся смерть, массировала углубление под коленом рыжего. И было плевать, что касаюсь голой ноги едва знакомого мужчины, – сейчас это была борьба со смертью. Будь тут хоть динозавр, я бы тоже кинулась спасать!

Я давила на точку жизни одной рукой и размахивала другой, сжимая тлеющие стебли хазора, пока рыжий не задышал нормально. Тихо, размеренно – теперь он просто спал.

Я попробовала пульс, убедилась, что тот в норме, и поняла, что совершенно выдохлась. От ярости, усилий, страхов, сомнений сил почти не осталось. Глянула на проём в скалах, и обнаружила, что туман расстелился по полу и почти растворился. Обижен?