– Есть еще, – прошептал он. – Есть еще всякие вещи.

– Нет, – хрипло прошептала она в ответ. – Завтра. У меня… совсем нет… вещей.

– Как же ты пойдешь?

Он встал, нашел сигареты, сел у кровати. Посмотрел на заваленный обрезками пол и сказал:

– Схожу куплю тебе что-нибудь.

– Тут через пару кварталов секонд-хенд.

Каждый вечер после работы он теперь заходит в секонд-хенд и покупает одежду. Он покупает брюки, стараясь, чтобы они были плотными, предпочитая ткани из плащовки. Покупает старомодные нейлоновые рубашки. Покупает ей яркие, каких-то невероятно нежных розовых и канареечных цветов шортики, бриджи, панталоны, бермуды, топики, блузки-сетки. Покупает пижамы ей и себе, потрепанные кимоно из невероятно цветастого шелка, какие-то эластичные костюмы конькобежца и велосипедистки. Каждый раз он стремится покупать что-нибудь новое, еще неизведанное ими. Он выбирает только плотные ткани, скрипучие и яркие. Не любит всякий мохер. Он поочередно заглядывает во все городские магазины, торгующие секонд-хендом. К нему привыкли. Считают его старьевщиком. Секон-хенд недорого стоит.

Он купил портновские ножницы. Они большие, удобные, хорошо «сидят» в руке. Скрипят протяжно, признательно и удовлетворенно.

По утрам он собирает обрезки в пакет и относит их на ближайшую свалку. Ни о чем не жалеет. Жизнь обрела смысл.

Он перестал волноваться и кричать. На работе они практически не разговаривают. Он просто берет и переписывает от руки ее тексты – от первого до последнего слова. Она переносит его писанину в компьютер, оформляет соответствующим образом, ставит свою подпись и сдает. Бумажки с его каракулями аккуратно режет над урной ножницами.

У Ярослава Байдуганова умер отец, и обнаружилось вдруг, что Ярик теперь человек богатый.

Отец Ярика занимал должность инспектора по маломерным судам. Был он инспектором еще в советские времена, и остался им теперь, когда все нормальные люди занялись бизнесом.

Жили Байдугановы скромно, если не сказать бедно. Ярослав ничего радостного не помнил из своего детства. Байдугановы никуда не ездили. Экономили во всем. Отец десятилетиями носил один и тот же костюм. Мать ходила в линялых платьях. Вещи не выбрасывали, хранили в пыльных чуланах, иногда перетряхивали, пытаясь для чего-нибудь приспособить. В шкафу висели габардиновое пальто и цигейковая доха. Носили их еще дед с бабкой, которых Ярик плохо помнил.

Мать не работала, часто хворала, но каждый день кормила мужа с сыном неизменным борщиком. Ярослав ненавидел эти борщики. Гамбургер в закусочной рядом с институтом был для него праздником…

Иногда мать варила кровяную колбасу или жарила карасей, которые приносил со службы отец. Жарила она их на подгоревшем в предыдущие разы подсолнечном масле. В такие дни нечем было дышать не только в их тесной квартире, но даже в подъезде и на дворе. Запах разносился далеко по бульвару.

В детстве Ярику никогда не давали денег. Он научился ловко тырить мелочь по карманам. Не отличавшийся и до того худобой, к старшим курсам института он начал быстро толстеть. Мать не успевала перешивать одежду. Пиджак, который ему купили в десятом классе на выпускной вечер, стал тесен. В старые отцовские вещи он не влезал…

Потом мать умерла, они остались с отцом вдвоем, Ярослав иногда с тоскою вспоминал борщики.

Учился Ярик Байдуганов плохо. Целыми днями валялся на диване в наушниках. Когда являлся с работы отец, Ярослав уходил шататься по бульвару. Друзей у него не было. Девушек тоже. Он дразнил бездомных собак. Выбирал какую подохлее и неожиданно пинал ее. Собака отскакивала, поджав хвост, а Ярик начинал ее облаивать. Собака обычно не отвечала, брезгливо отворачивалась и брела куда подальше…