Но курить не стал, а сунулся в кладовку и добыл оттуда пыльный рюкзак с удочкой и широкополую шляпу. Рыбачить мы идём, граждане землячки. На Чапалу идём рыбку половить.

Нахлобучив шляпу на лысину, он вышел на улицу. Запирать дверь особнячка, равно как и вкручивать пробки, он не стал. Больше ни он, ни его супруга с детьми, которых он до поры до времени спрятал у дальних родственников в Бахе, в этот особнячок не вернутся. С завтрашнего дня он – житель славного города Майами и зовут его не Лопес, а совсем по-другому, никому не нужно знать, как. Программа защиты свидетелей – это вам не предвыборное обещание городского мэра покрыть асфальтом полтора километра тротуара. Norteamericanos очень сильно жаждали заполучить себе скальпы горячих ребят из «Съело Негро» и готовы были заплатить за них американским гражданством.

Душная ночь повисла над Гуадалахарой. Хорошо поработавший Лопес направился к бульвару Пассионариа, не спеша переставляя ноги, попинывая по пути камушки на асфальте.

Переулок был пуст: если бы кто следил за ним, то Лопес бы непременно заметил топтуна. Он не спешил, осознавая, что прогуливается по родному городу в последний раз. Но никакой тоски, никакой сладкой щемящей ностальгии, ни черта в его душе не было. Не вспоминались давно умершие родители, школа, нищее детство, футбол на загаженных отбросами кривых улочках, первый так называемый секс с грязной пьяной бродяжкой на пустыре за школой – он был двенадцатым в очереди, – торговля наркотой всё на тех же грязных улочках, опять бабы, сначала – грязные, потом – чистые, после того как хозяин приметил его усердие и математические способности, снял с точки и оплатил учёбу в университете. А у него не было никаких таких особенных математических способностей. И усердием исключительным он никогда не отличался. Просто Лопес очень сильно, по-звериному, не зная никакого удержу, любил деньги. Как таковые.

Хозяин, усмехнулся Лопес. Всё. Кончились надо мной хозяева. Хрен вам всем, мои хозяева. С завтрашнего дня я свободный, блин, человек.

Обнадёживающий звонок из Гуадалахары раздался в тот момент, когда резидент ЦРУ в Маньяна-сити Билл Крайтон обжирался пунцовыми от перца чориссо по-оаксакасски – толстенькими короткими колбасками из свинины и баранины. Ресторан «Эль Манзанито» был уютным местечком: свечи толщиной в руку, тапёр за роялем в белом смокинге, запах акации, полумрак, уют, доверительная обстановка. Народу в ресторане было немного: всего два дня как в Маньяна-сити террористы из «Съело Негро» взорвали двухэтажный Макдоналдс на проспекте Инсурхентос, и посетителей в столичных ресторанах поубавилось. Впрочем, «Эль Манзанито», слава тебе господи, никто никогда не взрывал и взрывать не собирался.

Напротив Крайтона, мрачнее мрачного, сидел резидент российской внешней разведки генерал-майор Петров. Демонстрируя полное отсутствие аппетита, он крошил в тарелку с мамалыгой такхоссу – маисовую, а проще говоря, кукурузную лепешку, обмазанную индюшачьим фаршем с добавлением гайанских стручков, перетёртых с чесноком, томатами, петрушкой и мускатным орехом.

– Налифай же, Эдик! – прошамкал набитым ртом резидент ЦРУ, спрятав телефон. – Фуй! Ты нашел себе… глупуй причину страдать, та!.. Все, что имеет происходить с нами… таже самое-самое страшное и безвыходное… есть толко… толко… э-э-э… плюссирование… припавление отной-твух problems к… э-э-э… той сумме problems you're allready having[3]… И надо не отчаиваться, а их решать. Потому что, Эдик, нет problems, которые нельзя решить. Вот!..

Петров вяло чокнулся с радостным американцем своею рюмкой и отпил глоток водки, которую он, надо сказать, не любил, но Крайтон никак этого не мог взять в толк. Having, having,