– Здесь не все, – сказал ныряльщик.
Квазимодо только кивнул – среди повешенных не хватало техника и проводника. Не было и еще нескольких человек, но распухшие трупы слишком изменились, чтобы определить, кто именно отсутствует. Должно быть, попали в плен.
Пружина в животе болезненно закрутилась. Нужно отсюда побыстрей убираться.
– Эй, вы! Не шевелитесь и не дергайтесь.
Квазимодо метнул взгляд назад. На тропе стояли человек восемь. Как минимум пятеро из них натянули луки. Широкие наконечники стрел смотрели в грудь незадачливым пришельцам.
У вора заныли зубы. Будь оно все проклято, только что смотрел – не было там ни единой живой души.
Фуа медленно потянулся к ножу на поясе.
– Не трожь, поздно, – прошипел Квазимодо.
– Не шевелитесь – живы останетесь, – прикрикнул кто-то за спинами лучников.
Квазимодо с ненавистью разглядывал незнакомцев. Все воины – в кожаных шлемах, в легких джеках.[26] Мечи, луки, арбиры.[27] Нет, не справиться. Можно конечно, рискнуть – стрельнуть из арбалета – и за дерево. Там в заросли… Нет, шансы почти нулевые. А у колченогого Ныра их и вообще нет. Видать, придется из петли на мир взглянуть. Или ошейник надеть. Хотя кому полумордые рабы нужны?
От группы отделились двое воинов. Квазимодо надеялся, что, может, заслонят от луков, дадут мгновение скакнуть в кусты – нет, двинулись по сторонам, позволяя лучникам держать пришельцев на прицеле.
Высокий воин вынул из рук вора арбалет, засмеялся:
– Что, уродец, от страха слюни пустил? Ну-ка, руки за спину.
Квазимодо с изумлением почувствовал, как на запястьях защелкнулось что-то жесткое, металлическое.
– А этот – лягушка! – радостно закричал воин, занявшийся фуа.
– Да ну?! – Из-за лучников выступил человек без шлема, зато с дощечкой для записей в руках. – Вот это повезло. Где же они прятались? Да волоките их сюда, невозможно в этой вони стоять.
Подталкиваемые древками арбир Квазимодо и Ныр шли по тропе. Воины обсуждали неожиданное происшествие, хвалили какого-то Эри за бдительность. Как быстро сообразил вор, поимка фуа сулила доблестным солдатам неплохую награду. За одноглазых уродцев, похоже, ничего не причиталось, и Квазимодо окончательно пал духом.
Неожиданно тропа кончилась, и отряд очутился на выжженной солнцем пустоши. Здесь стояли повозки, запряженные крупными лошадями. Несколько человек, по виду рабочие, заканчивали укладывать на повозку разобранные части лодок-скрадух. Квазимодо чуть не плюнул с досады – стоило приплыть чуть позже, и разминулись бы с этой командой трофейщиков.
Командир отряда, сильно смахивающий на писца из столь любимого вором отдела снабжения, похлопал ныряльщика по плечу, взял за отросшие завитки светлых волос на затылке:
– Красавец! Осторожнее с ним, ребята. Они хлипкие, эти фуа. Одного подбили, живым не довезли. Этого обязательно нужно доставить. Сами понимаете…
– А с одноглазым что делать?
Писарь оценивающе оглядел пленника:
– Мелковат, но рожа редкой мерзости. Такой урод может пригодиться. Давайте и его тоже…
Один из солдат поднес фуа небольшую баклагу:
– Давай, лягушка. Один глоток, не больше. Не бойся, не отравим.
Фуа кинул вопросительный жалобный взгляд на друга. Квазимодо пожал плечами – чего уж теперь кочевряжиться.
Ныряльщик глотнул, ноги его мгновенно обмякли, и он рухнул бы на землю, если бы его не подхватили двое солдат.
Яд все-таки. Квазимодо совершенно не понимал смысла. Какой резон травить пленников, когда можно повесить или просто мечом ткнуть?
Безвольное тело фуа уже закинули на повозку.
Ко рту вора приблизилась баклага:
– Один глоток. Да не вздумай выплевывать.