Борька загадочно и надменно смотрел на Саню.

– Ты чего?

– Дашь интервью? Я уже у всех взял.

– Интервью?

– Ага, – и Борька достал из кармана черный плеер.

– И что, записывает? – восхищённо сказал Саня.

– Записывает. Настоящий диктофон.

– Везуха. Тебе сегодня купили?

– Да. Ну что, отвечай на вопросы.

Борька нажал кнопку «Rec».

– Здравствуйте. Как вас зовут?

– Саша.

– Сколько вам лет?

– Восемь.

– Ваша любимая группа?

– Спайс Гёрлз.

Борька щелкнул кнопкой и расхохотался.

– Теперь я всем покажу эту кассету! Девчонки еще не знают.

Отмотал, включил.

«Сейчас мы возьмем интервью у самого главного сутенера нашего двора, – зазвучал глухой голос. – Здравствуйте! Как вас зовут? – Саша…»

– Урод! – Саша обиделся еще и потому, что у него нет диктофона, чтобы самому провернуть такую здоровскую акцию.

– Я еще у Лады взял.

«Сейчас мы возьмем интервью у самой главной проститутки нашего района. Как ваше имя? – Лада. – Сколько вам лет? – Девять. – Ваша любимая группа? – Бэкстрит Бойз…»

– Козел. Ладка, Надя, Снежана! Этот козел нас всех записал!.. – Саша так и не выдержал своего неучастия в этом.

Лада все рассказала маме. Кассету потом разбили, дали Борьке подзатыльник и заставили извиниться перед девочками.

– Вечером будет дискотека, моя мама вынесет магнитофон к подъезду. Удлинитель протянет через форточку.

– Ла-а-а-ада, это же клёво! – Надя вынула заколку из волос, тряхнула головой и снова стала собирать длинные темные волосы в хвост.

– Да, круто, – вразнобой стали повторять пацаны.

– А у тебя есть кассета: «Я-я-я-коко-джамбо-я-я-е»? – напел Котя.

– Есть конечно. Принесу. И «Макарена» есть.

– А Серёжа танцевать не умеет, – девчонки прыснули.

– Ой, можно подумать, вы умеете.

– Мы – умеем. А ты нет. Обоснуй, что мы не умеем.

– Не умеете!

– Да ты, наверное, на дискотеке ни разу не был.

– Ну и что.

– Ну и то. И вообще ты фуфло какое-то слушаешь, «Золотое Кольцо». Даже моя бабушка не слушает.

– Да как же.

– Да, да! – Рома снова вскочил и встал лицом к аудитории, чтобы его было лучше видно. – Он, приколитесь, когда бабки всякие старые собрались во дворе с гармошкой, подсел к ним и стал подпевать! Баба Валя там была, баба Дуся, дедушка Боря – все, короче.

– Ха-ха-ха, – заржали. – А ну спой нам!

Я напрягся.

– Спой, спой! – Лена самая старшая, ей почти одиннадцать. У нее светлые волосы и глаза медового цвета. Не темный мед, а желтый. В нее влюблены и Ромка, и Денис, и, возможно, я. О других обычно легче сказать.

– Спой какую-нибудь такую песню, – Лена смотрит на меня.

– Не буду.

Тогда Лена садится передо мной на корточки и смотрит в лицо снизу вверх. Деться некуда.

– Ну для меня спой. Это серьезное дело, народные песни. А что. Хватит ржать! – прикрикнула на остальных, и смешки потухли. – Спо-о-ой. Пожалуйста. Ничего смешного тут нет. Это мы всякое говно слушаем. «Руки вверх» там, Линду. Спой. Мы не будем смеяться.

Тишина. Все ждут.

– Ладно, – Лена встает, – раз не хочет человек петь, то не надо.

И я запел. Тихонько, на одной ноте – но запел. «…виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему».

Дети смеялись так громко, как только могли, набирая побольше воздуха и демонстративно выкашливая смех.

Лена смеялась тоже.

Басика будто бы только и делала, что сидела на краю дивана, никуда не смотря. Доподлинно неизвестно, настолько ли плохо она видела, как об этом рассказывала. Басика, спрашивал я, как ты видишь? Расплывчато, Сержик, отвечала она, и я вглядывался в мутную радужку глаза. У мамы с папой, которые видели лучше, в глазах и впрямь было больше ясности – не было этого разлохмаченного краешка радужки и пожелтевших, как творог, белков. Бабушке стоило больших усилий подняться с дивана. Ей было смертельно лень.