25 мая 1976

Осень

Листопад, листожор, листобой,
Завтра золото станет золой.
То же самое будет с тобой,
С головой твоей, шумной и злой.
Намагниченным рваным углом
Перемётные птицы уйдут.
Бей им вслед обветшалым челом —
Сдан редут, и огарок задут.
Это край – омертвение жил,
Склеротический клёкот в груди,
И досада – неправильно жил,
И засада, куда ни пойди.
Это пепел на дне очага,
Нищеты продувная сума.
В створках век оплывут жемчуга
И зачахнут. И будет зима.
Снегопад, снеговей, снегостой,
Голубые летейские льды.
Даль чернеет, и берег пустой,
И следы. Слава богу, следы.

Песенка шута

Обогреваю белый свет,
Смеюсь, обозревая
То липы цвет, то рыбий след,
То потроха трамвая.
Когда компания сыта,
Она предпочитает
Не лиру – бубенцы шута,
Шута вам не хватает.
Я вместо ужина стучу
Зубами по железу,
Затем по лунному лучу
На четвереньках лезу.
Вас огорчает темнота.
А я твержу: – Светает!
Не верьте, смейтесь. Но шута,
Шута вам не хватает.
Меня корят, что я не горд,
Что взял в Пегасы клячу,
А я дурачусь круглый год
И всех вокруг дурачу.
Камзол мой драный нищета
Куплетами латает.
А вы торопите: шута,
Шута вам не хватает.
Но я ужасно устаю
От этой глупой роли.
Возможно, нынче я даю
Последние гастроли.
Бежит вода из решета,
Снег на губах не тает,
И вдруг поймете вы: шута,
Шута вам не хватает.
24 ноября 1975

Стихи к юбилею

Мужчины в двадцать – петухи,
Казарменная прыть:
Подраться, поорать стихи,
Курей поперекрыть.
Мужчины в тридцать – рысаки:
Труха из-под копыт,
Покуда ставки высоки,
Покуда кровь кипит.
Мужчины в сорок лет – орлы:
Предельна высота,
Но достаёт верней стрелы
Предательство крота.
А в пятьдесят мужчины – львы:
Мудры, видны собой.
Конечно, кое-что увы,
Но кое-что трубой.
Помехи, плюхи – чепуха,
Совмещены пока
Неукротимость петуха
С упрямством рысака.
С незащищённостью орла
Невозмутимость льва…
Живи, пока идут дела,
Пока душа жива.
А отвернёт Фортуна грудь,
Бери её с торца,
И до конца мужчиной будь,
До звёздного кольца!

Простая история

История эта не нова,

Так было во все времена…

Г. Гейне
Они полюбили друг друга, как водится, с первого взгляда.
В известных затеях прошло примерно четыре месяца.
На пятом он узнаёт, что она на пятом. Угрозу чада
Воспринимает словно в чаду. Потягивает повеситься.
Потому что он был ещё молодой, но ещё порядочный,
А у порядочных ежели что – принято было жениться.
Но подобная перспектива ему не казалась радужной,
Проще, пожалуй, покаяться и, как следствие, извиниться…
Немного привычной игры, живого воображеньица,
И всё, и готово: бойкий стишок ложится в пухлую папку.
Но вы увлеклись, вам хочется знать, женится или не женится,
Вам жаль бедолагу: молод, горяч, ну, перегнул палку.
Всё в полном ажуре: рука испрошена, кинжал попритёрли
к ножнам…
Её положению и собственной чести вот именно потакая…
Положение, впрочем, оказалось не столь интересным
и даже попросту ложным.
Это бывает. На нервной почве. А она у нас вся такая.
1972

Лукоморье

Деревянный Буратино, оловянный Дровосек,
И соломенный Страшила, и хрустальный башмачок.
Кто-то всех переумаял, кто-то мается за всех,
Скачет в сумерках по кругу вечный Беленький Бычок.
Пахнет мёдом Белоснежка, чахнет худенький Кащей,
Вновь старушку Гдежекружку на побаски повело,
Наплели, нагородили, наскребли из-под мощей,
Бац, а мы уже не дети. А не верить тяжело.
Справа база, слева баня, посреди пивной ларёк,
Кувыркнувшись на прощанье, солнце скрылось за углом.
Мне навстречу ковыляет дрессированный хорёк,
В небе бабушка порхает, управляясь помелом.
Там козёл на курьих ножках, здесь молочная река.
Пеший Леший сушит лапти на кисельном берегу…
То ли в бога, то ли в душу семенит моя тоска,
Пью, кую, кукую, каюсь – уберечься не могу.