В кризисном 1933 году митрополит Антоний написал заместителю местоблюстителя патриаршего престола митрополиту Сергию подробное письмо.[52] В конце письма он напомнил митрополиту Сергию о его подарке – панагии – со следующей надписью: «Дорогому учителю и другу. Дадите нам от елеа вашего, яко светилницы наши угасают (Мф. 25, 8)». Митрополит Антоний как учитель и друг дерзновенно написал: «Предлагаем Вам спасительный елей веры и верности Святой Церкви».

Имеем ли мы теперь дерзновение так говорить с преемниками митрополита Сергия? Думается, что была возможность в 1990 году дать избитой и израненной Российской Церкви от нашего елея по образцу другой притчи: притчи о милосердном самарянине. В то время у Русской Зарубежной Церкви был огромный авторитет в России. Наши силы в то время – духовные и даже материальные – могли бы дать тот елей исцеления. По грехам нашим этого не произошло. Не узнали мы времени посещения своего (Лк. 19, 44).

Наш Синод в 1990 году впервые обсуждал возможность открытия приходов в России. После заседания архиепископ Сан-Францисский Антоний спросил присутствовавшего на заседании начальника Русской Духовной Миссии архимандрита Алексия (Розентула): «Что ты думаешь обо всем этом?» Тот ответил: «Меня это смущает». Владыка Антоний сказал: «А я думаю так: никаких приходов мы не должны открывать. Это, конечно, неправильно. Если бы я был на двадцать лет моложе, то собрал бы один чемоданчик и поехал работать в Россию».[53]

Подобным же образом выразился приснопамятный митрополит Филарет в начале 1970-х годов. Студенты Свято-Троицкой семинарии спросили его, что бы он сделал, если бы пала Советская власть. «Пошел бы туда (в Россию) пешком», – ответил митрополит Филарет.[54]

Что же нам остается делать теперь? Мы всегда мыслили себя охранителями духовности, правильной церковной жизни. Может быть, мы сможем еще быть нужными для Церкви в России, если найдем в себе мужество говорить честно, не свысока, не теряя покаянного духа. Архиепископ Нафанаил передает учение митрополита Антония, что Православие есть по преимуществу религия покаяния.[55] И нам, и Церкви в России нужны духовные наставники, которые найдут путь к нашей огрубевшей совести.

Святители Русской Зарубежной Церкви видели ее значение в сохранении, в условиях свободы, духовных, нравственных и национальных ценностей Русской Церкви. По мере изменения исторических условий на Родине и за рубежом это ви́дение не могло не изменяться во внешних деталях, оставаясь неизменным в главном. Наши иерархи и наставники заповедовали держать, то есть охранять для Российской Церкви то, что мы имеем, а именно все то в устройстве жизни Церкви, чего нельзя было сохранить искалеченной врагами Российской Церкви. Сама Зарубежная Церковь не могла избежать трудностей от врагов и в соприкосновении со внешними, однако во всем этом полагалась не на «князей и сынов человеческих», руководствовалась не духом мира, а духом Евангелия.

Иерархи, духовенство и церковный народ зарубежья жили чаянием возрождения России и Российской Церкви, видя в этом залог жизни мира. Пока зарубежные иерархи мыслили себя печальниками Церкви Российской, Господь хранил дух наш неповрежденным. Когда же мы взяли курс на исключительность, самодостаточность, мы стали согрешать против заповедей отцов. Покаянное возвращение на прежний путь поможет не только нам, но, с Божией помощью, и всей Церкви Российской вернуться к трезвой и здоровой жизни Церкви Святой Руси, Церкви Поместного Собора 1917–1918 годов, Церкви святых мучеников.

Мы стоим на пороге возможности великих событий. Трепетность этого момента выражена словами кондака святым новомученикам и исповедникам Российским (глас вторый):