В железных цепях, словно раб, был согбен на потеху врагам.

Я забыл свою жизнь и дух, и высокое дело.

Сила ушла из меня, жизнь моя – прах ей цена!

Жизнь моя – капля она! Лишь вечными Тэнгри сохранена.


Поднявшись на гору Бурхан-халдун, он, ударяя себя в грудь, сказал:


О древний Тэнгри! С поясом на шее взываю к Тебе!

Ты знаешь и ведаешь, что Алтан-хан начал вражду.

Я возмездия и мщения ищу, помоги мне!

Верни покинувшую меня отрочью силу!

Повели божествам, и людям, и Орде тэнгриев помочь мне!


(Со старо-монгольского перевел артельный X ранга Султан, 1856 год.)

Гонконг, владение Великобритании, 8 – 11 июля 1982

Человек вошёл в магазин вместе со звоном дверного колокольчика. Цзи сразу понял, что грядут неприятности. Он не сумел бы сказать, почему так уверен, что этот молодой, чуть полноватый европеец с усиками являет собой одну из самых страшных опасностей, какие приходилось переживать дядюшке Цзи. А ведь их, опасностей, в его жизни было немало…

Может быть, потому что парень – лаомаоцзы?.. Но, опять же, почему обязательно русский? Напротив, он совсем не напоминал тех жителей СССР, которых Цзи иногда видел в Европе и – гораздо реже – в Америке. Те облачены были в отвратительные глухие костюмы, имели постно-испуганное выражение лица, а при виде витрин магазинов в глазах их загорался безумный огонёк. Этот же с привычной небрежностью носил идеально сидящие пиджак и слаксы, лёгкие и светлые, как и подобает в истекающем жаркой влагой Гонконге. Летние мокасины от «Гуччи» явно не имели никакого отношения к мастерским «Бухты ароматов», а вновь входящие в моду овальные очки с двойной дужкой являлись подлинным произведением «Каррера». Господин держал дорогущий кейс крокодиловой кожи. Цзи обладал на такие вещи намётанным глазом торговца, но сейчас лишь походя отмечал их, как и чуть надменную манеру, с какой человек рассматривал разложенные в витринах вещицы: тёмно-зелёный жемчуг, поделки из нефрита и яшмы, позолоченные фигурки восьми бессмертных, псевдоклассический фарфор. Ассортимент Цзи, между прочим, несколько отличался от принятого здесь, на «Золотой миле» полуострова Девяти драконов, где каждая лавочка, выставляя кучу блестящей мишуры, была настоящей ловушкой для глупых туристов. Но в его магазинчике среди более-менее удачных подделок лежало и несколько подлинных, очень дорогих предметов – в расчете на знатоков. И поймав заинтересованный взгляд, брошенный пришельцем на старый набор для письма и невзрачную грязноватую гравюру, Цзи понял, что для этого клиента истинная их ценность тайной не осталась.

Впрочем, всем полученным десятилетиями опасной жизни опытом Цзи чуял, что этот человек – никакой не клиент. Он пришел за ним. Пришел, чтобы убить. Под тяжелым дубовым прилавком у Цзи была тревожная кнопка, по сигналу которой через пять минут прибудет полиция, а через десять – бойцы одной из дружественных триад. И ещё некоторые другие вещи хранились под прилавком. А в бесчисленных кармашках и складочках одежды на Цзи было довольно смертоносных предметов. Но и не будь их, подходить к нему с недобрыми намерениями было бы неразумно. Тем не менее, лишь сидящие в подсознании психологические навыки позволяли ему сейчас подавлять обессиливающе вязкий страх. «Я стал стар», – с горечью подумал Цзи.

Человек оторвался от созерцания гравюры, на которой субтильная барышня, сидя на ложе, перебирала струны лютни, и обратил на Цзи серьезный взгляд из-под очков. В нём было нечто, от чего китайца, несмотря на все усилия, охватила паника. Его рука рванулась к кнопке.

– Не стоит, – ровно проговорил человек на приличном, хоть и с заметным даже Цзи акцентом, английском.