…Опомнился он внизу. Поверхность оказалась очень мягкой, и он с ужасом понял, что лежит на телах – синие, белые мундиры вперемешку, чужая кровь липнет к его телу. Он попытался встать, но в последний миг чей-то голос сказал: «Лежи. Притворись мертвым. Так спасешься». И он закрыл глаза. Наверное, пришла и впрямь пора помирать. Вокруг стояла тьма, как на дне колодца. А потом он словно увидел себя со стороны – бледного, в изорванном мундире, с бесполезным ружьем в руках, и лицо его такое, словно только что он заснул. Рядом лежит некий белокурый юноша в синем мундире, у него полголовы нет, кровь вперемешку с мозгом слиплась с волосами. И еще рядом Рильке с зажмуренными глазами. Кристоф знает, что бой еще продолжается, но звуков никаких не слышит. Ему вообще ничего больше не интересно. Он смотрит на небо, видит темные облака, багровое зарево впереди… Туда, надо отправляться туда, где гаснет такой красивый закат. Отчего-то хочется плакать. «Мне нынче двадцать лет», – говорит Кристоф себе. – «Ровно двадцать». Тут какой-то черный дым застилает ему глаза. Едкий дым, от него глаза щиплет и в горле дерет. Он мучительно закашлялся и вновь почувствовал себя живым. Мельница горела. Жернова, как огненный крест, светились прямо над его головой. Пора уходить. «Кристоф», – кто-то окликнул его, и он понял, что Рильке выжил. – «Они всё». «Эрих», – в тон ему откликнулся барон, давя стоявшую в горле гарь и жмурясь от обострившейся боли справа. – «Вы живы? Можете идти?» Стрельба и впрямь прекратилась. Закат уже погас, темные облака сгустились над ними – наступала ночь. Он с трудом встал. Рильке только стонал: «Моя голова… Боже мой». Кристоф помог ему, протянув руку. Товарищ его стоял неуверенно, постоянно заваливаясь на бок. «У вас все цело?» Тот только поморщился. «Н-не знаю…» «Дойдете?» «Постараюсь…» Они побрели к своим позициям. Рильке то и дело жаловался на тошноту, приходилось останавливаться. «Вас контузило», – проговорил Ливен. – «Если не хуже. Надо лекаря найти…»

Добрались до бивуаков. На них смотрели, как на выходцев с того света.

«Откуда вы, друзья?» – спросил один из знакомых им офицеров. Кристоф неопределенно махнул рукой в сторону мельницы. – «Нам бы до госпиталя добраться».

Рильке к этому времени совсем лишился сил, обмяк и побледнел, и барону приходилось его тащить на себе.

«Не надо», – прошептал подпоручик на полпути. – «Оставьте. Не дойду».

«Чуть-чуть же осталось», – возразил Кристоф.

«Я умираю, герр фон Ливен», – проговорил его товарищ.

«Не говорите так. Вы не ранены», – барон собрал всю уверенность в кулак. – «Это пройдет. Вам нужен покой, холодный компресс на голову…» У Кристофа в голове уже бродили мысли, как помочь своему товарищу. Госпиталь наверняка переполнен, хирурги занимаются ампутациями и перевязками. Пока до него, не имеющего видимых повреждений, требующих срочных мер, дойдет дело… «Вот что», – проговорил он. – «Вернемся к нашим. Я пойду и позову лекаря. Тащить вас я туда и сам не могу, извините».

Их встретили на бивуаке полка с большим удивлением. «Мы вас поминаем, господа», – сказал Лангенау. У него рука висела на перевязи, но, по всей видимости, травма не причиняла ему особых страданий. «Рано радуетесь», – усмехнулся Кристоф. «Что с Эрихом?» «Ничего. Ничего», – повторил слабым голосом Рильке. – «Спать хочется…» Его осторожно усадили у костра. Протянули чашу. «Не надо, его сразу же вырвет», – покачал головой Кристоф. Потом тихо добавил: «Пошлите кого-нибудь хоть за фельдшером. Ему что-то совсем плохо. Не пойму только, где он ранен». «Эккерманна нашего нет уже», продолжал его сосед Мёзель, один из тех немногих, кого даже не задело. «Нет. Я видел, как он погиб», – вздохнул Ливен. Ему самому хотелось прилечь и забыться во сне. «Нам надо пить за ваше здравие. Надо же. В свой день рождения заново родились. Здесь почти были уверены, что вы или в плен попали, или убиты», – сказал Лангенау. – «Думали, как сообщать вашему генералу». «Вот именно. В свой день рождения я умер», – подумал Кристоф. – «И до сих пор не пойму, то ли ожил, то ли все-таки нет».