«Зачем же ты появился здесь? Сказано было – езжай под Пензу, отдыхай».

«Письма… Я же поклялся», – слабым голосом произнес он. – «Мне необходимо было их отдать».

«Они уже у… у Селаниры», – Кристоф назвал императрицу Елизавету тем прежним именем, под которым она проходила в переписке. – «И она сделает с ними все, что пожелает нужным».

«Их ей отдали вы?» – нынче Саша снова находился на грани обморока. Что-то высосало из него все силы. И это «что-то» – не болезнь и не заботы.

«Ну а кто же?»

«Вы не знаете, о ком в них говорилось?» – в голосе его адъютанта послышалась некая безнадежность.

«Меня просветила принцесса Амалия Баденская», – признался Кристоф. – «Но я могу поклясться, что ничего не читал».

«Правда?»

«Не до того было. Не веришь разве?»

«Амалия…», – прошептал Рибопьер. – «Медуза… Это все из-за нее».

«Представляю», – произнес Кристоф. – «И лучше скажи честно, что у тебя с ней было такое крамольное? А то она уже тебя приревновала к моей жене, увидев вас беседующими рядом с нашим домом. Кстати, более так не делай, а то, как видишь, мы имеем несчастье жить на всеобщем обозрении, и любые наши перемещения горячо обсуждаются самыми высокопоставленными лицами».

Адъютант его молчал, похоронив свое болезненно-бледное, но все еще красивое лицо в ладонях.

«Саша, это важно», – в нетерпении произнес граф. – «Она что, тебя любит?»

«Нет. Но меня она уже не отпустит от себя», – выдавил из себя Рибопьер.

Что ж, ожидаемо. Амалия относилась к такому требовательно-истеричному типу женщин, которые Кристофу всегда претили. К счастью, он с ними почти не встречался. И желание повелевать принять за любовь крайне просто.

«Это по ее приказанию тебя избили?» – продолжал задавать вопросы Кристоф.

«Я не знаю…»

«Как все случилось? Можешь хотя бы мне поведать?»

И Саша рассказал. По его словам, когда он подъезжал уже к Пензе, на его экипаж напали. Сперва он подумал, что это разбойники, и попытался отбиться, расстрелял все патроны, которых у него вообще было немного, и, кажется, убил двоих, но тех было больше. Нападавшие разделились на две группы. Одни вытащили из кареты двух его слуг и кучера, и умело с ними расправились. Рибопьер понял, что лакея и кучера избили до смерти, а лакею удалось уцелеть, и сейчас он лежит ни жив ни мертв в имении. Другие принялись бить самого господина, потом обшарили его, никаких ценностей, как в тот раз, близ Вены, не взяли. Саша сопротивлялся как мог, и вот тогда ему переломили левую руку. Прежде чем потерять сознание, он услышал, как кто-то сказал: «Вот сволочь! При нем ничего нет!»

«Они искали письма», – произнес он. – «И не нашли».

«Но почему же ты решил вернуться? Твоя мать хоть знает, что ты жив?»

«Знает. Я приехал, довез Прошу, подлечился чуть-чуть… А сам поехал назад. Потому что знал, что эти письма крайне важны… И они у вас. А до вас могут добраться…»

«Я очень тебе признателен за беспокойство, но уверяю тебя, мне бы ничего не сделали», – произнес Кристоф.

Рибопьер в ответ покачал головой.

«Вам бы сделали много хуже, Ваше Сиятельство», – тихо произнес он. – «И да, прошу вас, не выпускайте вашу прекрасную супругу гулять в одиночестве. Даже с горничной… Лучше приставьте к ней трех крепких человек, не менее».

Кристоф не выпускал из рук зеленую папку, в которой содержался, по словам Рибопьера, некий донос на него. Даже не посмотрел, что внутри – так его озаботил рассказ подчиненного. Пока он понял только одно – Амалии зачем-то нужны были письма ее сестры к князю Чарторыйскому. Неужто она хотела интриговать против императрицы? Принцесса находилась «в гостях» уже второй год, и с сестрой в свете была неразлучна. Елизавета даже приободрилась заметно, стала вести себя увереннее и жизнерадостнее. Возможно, именно благодаря влиянию и поддержке Амалии императрица смогла так твердо, уверенно и несгибаемо действовать во время несчастных событий 12 марта. Скорее всего, Елизавета доверяла сестре все, о чем говорила в своих письмах. И та решила обернуть доверие против нее самой. Поэтому нужны были доказательства на бумаге. Отсюда и началась охота за несчастным Рибопьером.