– Вам Марианна объяснила, как этим пользоваться? – спросила Людмила Станиславовна.

Женщина кивнула.

– И обязательно зажгите все свечи перед тем, как будете ставить диск. Это усилит эффект очищения в несколько раз.

Я восхитилась, – всю эту чушь Станиславовна произнесла с абсолютно серьезным лицом. Женщина еще раз кивнула, положила приобретенные товары в сумку, попрощалась и пошла к выходу.

– Через неделю ждем вас снова, – крикнула ей в спину Людмила Станиславовна.

Посетительница ушла, мы остались вдвоем. Людмила Станиславовна опять заулыбалась, а я вдруг поняла, как сильно она мне не нравится. В животе начал привычно сворачиваться «гневный шар протеста». Станиславовна, похоже, ничего подобного в отношении меня не испытывала. Приятно улыбаясь, она попыталась завязать светскую беседу.

– Работы очень много…

– Да? – вежливо отметилась я.

Мы помолчали, после чего я сухо поинтересовалась:

– Так сколько там Ксении причитается?

Станиславовна, продолжая улыбаться и не сводя с меня выпученных глаз, выдвинула ящик стола и достала ведомость.

– Вот, Ксенечка в этом месяце отработала десять дней, – она произнесла это, не заглядывая в ведомость, – так что получите пятнадцать тысяч.

Я взяла деньги:

– Где-то нужно расписаться?

– Да, вот здесь, напротив Ксенечкиной фамилии, – Людмила Станиславовна продолжала изучать мое лицо с любопытством ученого, заглянувшего в микроскоп и открывшего новый вид бактерий. Свой интерес ко мне она не озвучила, зато спросила, не собираюсь ли я в ближайшее время навестить Ксенечку. В ее голосе звучало плохо скрываемое любопытство. Будь ее воля, она бы уже ломанулась к Ксении в больницу, уболтала бы медсестер, проникла бы в палату, а вечером подробно обсудила все с соседками по подъезду. Знаю я этих тетушек доброжелательниц. Сочувствие у них, как правило, напускное, их привлекает чужое горе, они от него заряжаются…

– Не собираюсь, – грубо, чтобы прервать дальнейшие расспросы, ответила я, – она в реанимации, к ней все равно не пускают, даже если я встану под окнами, Ксении от этого ни горячо ни холодно.

– Надо же, какая вы нечуткая, оказывается, – деланно удивилась Людмила Станиславовна, и, скорбно поджав губы, добавила, – а я то думала, что вы лучшая подруга Ксении…

Так мы и стояли: начинающая закипать я и Людмила Станиславовна – живое воплощение мировой скорби. Через минуту мое терпение лопнуло. Мало того, что эта чума болотная настырно лезет в дела и отношения, которые ее никаким боком не касаются, так она еще навешивает ярлыки. Гневный шар рвался наружу, я перестала сдерживаться и мысленно швырнула его в лоб собеседницы, как раз между выпученными рыбьими глазами. Людмила Станиславовна охнула, перестала улыбаться, отчего лицо ее приняло хищное выражение. Она по-прежнему напоминала рыбу, только теперь рыбу хищную – барракуду.

– Я чувствовала, что вы Ксении не подруга, – злобно прошипела она, – давно чувствовала, и ей сколько раз говорила. Она не верила мне… Теперь-то я вижу, что не ошиблась!

– До свидания, спасибо за заботу о Ксении. Как только она поправится, она сразу позвонит, – скороговоркой произнесла я и повернулась, чтобы уйти.

Станиславовна начала что-то бормотать себе под нос, очень тихо, но в комнате кроме нас никого не было, поэтому до меня долетело слово «нахалка».

– До сви-да-ни-я, – отчетливо произнесла я, не оборачиваясь, и толкнула дверь.

Последние слова, услышанные мной, когда я уже сбегала по лестнице, были «до скорой встречи».

После душной, пропахшей ладаном, атмосферы Центра «настоящей практической магии» загазованный воздух Большой Бронной улицы показался мне необычайно свежим. Я жадно сделала несколько глубоких вдохов, что в большом городе делать не рекомендуется.