Наконец я не выдержала и набрала ее. Приятный женский голос сообщил, что абонент вне зоны действия сети и предложил перезвонить позже. Я пыталась дозвониться до Ксении в течение почти трех часов, – безуспешно. Домой я ехала мрачная, попала в пробку, что также не улучшило настроения. К моему удивлению, окна в квартире горели, стало быть, Ксения уже дома. На всякий случай я еще раз набрала ее номер, телефон по-прежнему не отвечал.

Она действительно была дома, – собирала свои вещи в большую дорожную сумку.

– Ты куда, на ночь глядя? – спросила я.

– Больше не хочу тебя стеснять, – ответила она.

Тон ее показался мне подозрительным. Мы, конечно, обговаривали, что она вернется к себе сразу после получения первого взноса от жильцов. Но как-то странно все совпало, ее собеседование в оккультном салоне и такие нарочитые сборы.

Я направилась в ванную, по дороге заглянула в Ксенькину комнату:

– Как прошло собеседование?

Она странно и недобро посмотрела на меня, запихнула в сумку стопку маек и процедила сквозь зубы:

– Нормально.

– Когда приступаешь к работе? – я сделала вид, что не заметила ее недружелюбный тон.

– Сегодня уже работала.

– Неужели? – ахнула я. – И как?

– Нормально.

Ксения затолкала в сумку пакет с обувью и застегнула молнию. Она явно не была настроена на длительную задушевную беседу.

– Какая муха тебя укусила? – спросила я.

Опять короткий недобрый взгляд, после чего она отвела глаза в сторону:

– Никакая. Не хочу больше тебя стеснять.

Я немного покривила душой:

– И вовсе ты меня не стесняешь.

Ксения вышла в коридор и протянула мне ключи от квартиры. Я сделала последнюю попытку:

– Давай я тебя отвезу домой, поздно уже.

– Спасибо, я вызвала такси.

У нее зазвонил мобильник.

– Да… Да, второй подъезд. Что, что? Серебристая Дэу леганза, номер восемьсот сорок девять… Спасибо, я выхожу.

Она открыла входную дверь.

– Машина пришла.

Я пожала плечами, в конце концов, если она по какой-то причине на меня обиделась, лучше всего дать ей эту обиду переварить. Ксения – она такая, придумает себе что-то и начинает накручивать, при этом тебе ничего не говорит, считает, что ты должен сам догадаться, что, как и почему. Когда мы только познакомились (тому уж лет восемнадцать будет), я пыталась ей звонить, спрашивать, отчего она только еще больше дулась и замыкалась в себе. Один раз я пожаловалась Владу. Бубен сообщил, что я не одинока, что и на него Ксения периодически «рисует зуб». На мой вопрос, как ему удается помириться с ней, Бубен, будучи мужчиной нечутким, ответил, что когда Федосеева начинает хандрить и бросаться на людей, он просто перестает с ней общаться. Оказавшись в информационном вакууме, она очень скоро сама выходит на связь.

– Как доедешь, позвони, – спокойно сказала я.

Ксенька явно удивилась и даже замешкалась в дверях, видимо, она ждала другую реакцию.

– Ну, я пошла, – полувопросительно сказала она.

– Да, конечно, я закрою за тобой дверь.

Поводов задерживаться больше не было, Ксения подхватила сумку и вышла, сильно хлопнув дверью, а я отправилась в душ. В ванной комнате я с удивлением обнаружила, что Ксения перед своим эффектным уходом навела чистоту: все краны блестели, раковина была начищена до белоснежного цвета, и даже на моей расческе не было ни единого волоса.

В нормальном состоянии Ксенька не отличается любовью к порядку, но тут, видимо присутствовало желание что-то мне доказать. Ничем иным ее трудовой подвиг объяснить невозможно.

Последующие два месяца от нее не было ни слуху, ни духу. Я хотела позвонить ей сама, но Бубен меня отговорил.

– Вот зачем ты сама нарываешься на неприятности, – громко ругался он. – Я ж сказал тебе, когда ей надоест обижаться, она позвонит сама.