В ответ раздалось лишь невнятное мычание и несколько неуверенных «да». Таубе прищурился и как будто улыбнулся, и подал знак солдату, стоявшему у дальней двери. Тот постучал в неё, и конвой вывел во двор грязного, заросшего, закованного в кандалы человека. В его лохмотьях угадывались остатки военной формы, босые ноги были покрыты кровавыми язвами. На вид ему было около сорока, в глазах суетилось безумие.

– Поглядите, господа. Это не человек. Это шакал. Он со своим отрядом бесчинствовал на наших землях, распорядился поджечь несколько домов в деревне, чтобы выгнать жителей. Этот негодяй и его пособники ободрали кожу с мужчин, изнасиловали и зарезали женщин. Не пощадили и детей. Какую судьбу мы уготовим ему и всем подобным?

Внезапно пленный громко закричал, крик превратился в смех. Он выхватил из-за пазухи острый кусок металла и с хохотом бросился на конвой. Солдаты отскочили, но Георгий Таубе молниеносно выхватил пистолет и выпустил в безумца четыре пули. Тот грузно рухнул на брусчатку. Из-под мёртвого тела потекла тёмная кровь.

Рекруты молча смотрели на происходящее.

– Это не человек, – повторил майор, убирая оружие в кобуру. – Он безумен и готов лишь убивать. Наш мир нуждается в вас, чтобы не дать этой чуме поглотить все земли. Вы должны искоренить в себе малейшие проявления жалости – это единственный путь к победе. Я верю в вас. Идите и научитесь достоинству, отличающему хорошего солдата от плохого.

Майор отступил в тень башни и скрылся за дверью.

Шеренга смешалась, и будущие защитники направились в зал бывшей библиотеки, где должны были начать обучение. Конмаэл задержался, отстав от других. Он не мог оторвать взгляда от мёртвого тела. Расходились все, даже конвой. Его что, вот так оставят лежать здесь? Или тот старый возница с гнилым ртом заберёт его, свалит в телегу и увезёт прочь от крепости? Он подошёл ближе. На вид лужа крови была тягучей и липкой, от трупа дурно пахло. Глаза убитого были закрыты. На лице застыла безумная гримаса, последняя в его жизни.

– Эй, благородие! Форальберг! Чего застрял? Марш с остальными! – Грубый оклик сержанта вывел Конмаэла из оцепенения.

Выдохнув железно-гнилостный запах смерти, он подчинился и быстрым шагом проследовал за остальными в узкие коридоры крепости. Он был почти уверен, что майор Таубе держал руку на кобуре задолго до того, как пленник допустил стоившее ему жизни безумие.

Из дневника Конмаэла Форальберга

13 октября

С первых дней Гора Мертвецов стала мне совершенно отвратительна. Всё моё естество восстаёт против этого места. Я готов находиться где угодно, но только не здесь. Тут скверные запахи и дурные привычки, гнилые души, в которых нет никакого огня. Пламень войны, долженствующий проходить через весь быт такого места, как это, давно угас. Мне не встретилось пока ни одного лица с отблеском мысли, ни единого жизненного порыва, кроме самых низменных. Во всём здесь ощущается особая степень гниения, это трудно объяснить. Её не уловишь в заплесневелом хлебе или отсыревшей соломе, это нечто иное, чего нельзя ухватить, но можно впитать. Здесь всё стремится к равнодушию, потому что это самый верный способ пережить происходящее. Стены тут вобрали в себя запах крови, он слышится везде, и перебить его неспособны даже запахи казармы. Сколько же здесь скитается духов? Ведь это всё, что осталось от нашедших на Горе Мертвецов свой закат. Мне страшно спать по ночам, мне чудится, будто однажды все эти духи соберутся в единую невидимую силу, полную ненависти, и уничтожат эту крепость. Я бы не стал возражать. С той самой минуты, когда мне пришлось перетаскивать в телегу выпавшие трупы, я бы не стал возражать. Тогда, коснувшись холодных тел, я будто заразился недугом, поразившим это место.