ШШШВАахх!

Квадратное, с закруглёнными краями, тело моего оружия дёргается словно подсечённая рыбаком рыба и я, словно вываживая её на берег, вожу спаренными стволами, заливая слитно взвывшую в ужасе толпу, потоками священного огня!

– Прощаю вас, ибо не ведаете, что творите! Ныне же! Души ваши, очищенные и безгрешные, – на моей груди вспыхивают новые ожоги попаданий, заставляя меня сместиться в сторону: – И безгрешные! Предстанут перед милостивым Им! – Засекаю, где засели упорствующие в ереси своей стрелки: – Да будет норов ваш кроток, когда Он взор свой ласковый, – Немного приподнимаю стволы и кнопка под моим большим пальцем упруго сжимается.

Толчок – шар огня взмывает к потолку, чтобы мгновения спустя окутать своей яростью засевших за бочками грешников: – Взор свой ласковый, на вас обратит!

Крики быстро затихают – не в силах плоть, прикрытая лёгкими жилетами флак-брони, противостоять жару очищения. Против него бессильна даже защита космодесанта, что тут о простой пехоте говорить?

Обхожу почерневшие, ставшие похожими на головешки тела, спеша подарить милость смерти тем, кого очищение не полностью принял. Таких не находится – слишком плотно стояли, слишком мало места было у грешников, пытавшихся бегством своим радость свидания с Ним отсрочить.

Опускаюсь на колени, пристроив огнемёт рядом – тела, воздаяния за грехи свои получившие, вину свою искупили и сейчас самое время напутствовать души, к Нему летящие.

– Прими их милостиво, Отче, – сложив ладони шепчу слова напутственной молитвы, той, одной из первых, которой учат нас, призвав на службу сию: – Грешили они, но Именем твоим очистились и невинные в наготе своей, спешат к стопам твоим припасть, спасения ища, ныне безгрешными став.

Путь, который мне предстоит пройти, прежде чем я окажусь подле отсека-каюты, где забаррикадировался ротный псионик, не так уж и велик.

Прямой коридор, тот самый, с затемнённым концом, тянулся всего на пол сотни метров, оканчиваясь точно такой же площадкой, что и перед лифтом.

От неё шёл новый коридор, раза в два короче первого и упиравшийся в усиленные двери, за которыми располагались казармы – отсек, выделенный мятежному взводу для проживания. Его прямоугольное тело, в дальней от входа части, имело три небольших отделения, в которых расположились старшие офицеры, командир и столь нужный мне специалист.

Почему я назвал его так?

А как иначе? Псионики, чья сила проистекала не от Отца нашего, всегда находились под плотным вниманием Офиса Расследований.

Контактируешь с тонким миром? Того самого, щупальцами Тьмы пронизанного?

Так будь готов, уважаемый пока, специалист, что мы, те, кто на страже Чистоты душ стоят, спросим с тебя – а не слишком ли тонка грань сия? И не идут из-за неё эманации нечистые, покой душ граждан Империума колеблющие?!

Ты, считающий себя, незапятнанным, присядь пока, и не косись на отца-дознавателя, железом гремящим – Отче милостив, несправедливости не допустит.

Однако, спеша поведать вам об отношении нашем к сим спецам, отвлёкся я.

Усердия ради только.

Продолжу.

Так вот, согласно карте, высвеченной моим сервитором поверх своего черепка, идти мне было всего ничего. А учитывая, что большая часть взвода, встретившая меня у лифта, сейчас вымаливала прощение у подножия Трона Его, то путь мой обещал проистекать чинно и плавно – в полном соответствии офису, мною представляемому.

Именно так всё и было. Редкие очаги сопротивления, лёгкие заслоны и засады почти не отвлекали меня по пути к казармам. Но это ни в коем разе не означало, что я имел право ленность проявить, или, не дай Отче, небрежность.