Скинув с себя невольно налетевшие воспоминания, он вглядывался в мелькавшие за окном неказистые домики и строения пригородных посёлков.

Приближались к Угольной.

Серёга с Виталием имели на руках официальный вызов в училище, а у Лёньки – только письмо из деканата, в котором его извещали, что он может прибыть в училище для зачисления на третий курс судомеханического факультета ДВВИМУ. А оформить в милиции пропуск в погранзону у него в Свободном абсолютно не было времени, потому что в милиции начали требовать местную прописку. А её у Лёньки тоже не было, а для того, чтобы прописаться в доме родителей, пришлось бы ждать неделю. В письме же был сделан упор на то, что рота, в которую зачислялся Лёнька, уже проходит плавательную практику и ему следует обязательно успеть на неё. И Лёнька плюнул на все правила. Папа через свои связи купил билет на проходящий харьковский поезд, и Лёнька уехал во Владивосток, надеясь на везение и русский авось.

Поэтому ему было как-то особенно не по себе. Ведь Владивосток являлся закрытым городом.

А вдруг пограничники, проверяющие документы при въезде во Владивосток, его остановят? Разборок с ними Лёньке хотелось меньше всего. Опыт общения с ними у него уже был в прошлом году. Но новым знакомым вида о своих переживаниях он не показывал, а так же, как и они, сидел в купе и смотрел на открывающиеся пейзажи.

На Угольной никаких пограничников не было, проводница ему ничего не сказала о том, что ему надо выходить, и он поехал дальше.

Неожиданно сквозь ветви деревьев показалось море.

Это было не то море, которое рисуют на картинках – ярко-синее, с песчаными пляжами. Из окна виднелась свинцовая гладь Амурского залива, которая то появлялась, то скрывалась в густых кронах деревьев.

Из коридора иногда доносились голоса разговаривающих мужчин, перечисляющих названия пролетавших за окном станций.

Каким-то бальзамом на душу падали их названия: Весенняя, Садгород, Спутник, Океанская, Санаторная. Поезд шёл вдоль берега залива, и иногда на узких пляжах, идущих вдоль железнодорожного полотна, несмотря на раннее утро, можно было разглядеть редких купальщиков. Значит, вода тёплая, решил для себя Лёнька, а Виталий мечтательно потянулся:

– Эх! Я сам бы сейчас нырнул да поплескался.

Неожиданно посреди залива появился небольшой островок, чем-то напоминающий булочку.

– Коврижка, – услышал Лёнька разговор мужчин из коридора.

А ведь и впрямь островок напоминал эту самую коврижку, в которую дома Лёнька вгрызался зубами, запивая её сладкие кусочки горячим чаем!

Невольно сглотнув слюну, он понял, что сейчас не отказался бы от такого завтрака. Но они утром удовлетворились только остатками бутербродов с чаем, принесённым проводницей.

Поезд постепенно снизил скорость и медленно подполз к зданию вокзала, похожего на дворец девятнадцатого века.

Народ засуетился и направился к выходу из вагона, а парни попрощались со строгой проводницей и вышли на перрон, услышав:

– Удачи вам, ребятки! Желаю хорошо сдать экзамены и поступить. Всего хорошего!

Парни, не ожидавшие такого от вечно недовольной проводницы, обернулись и чуть ли не хором отреагировали на её пожелание:

– Спасибо! – дружно вырвалось у них.

Да… Погодка оказалась почище, чем в Мурманске.

Если там и был туман, то он был прохладным. А тут он оказался вязким и тёплым. Создавалось впечатление, что ты находишься в остывшей бане, из которой ещё не выветрился пар. Да мало что пар! Тут он ещё и сверху, из низко нависших туч, изливался вниз мелкой и противной моросью, от которой невозможно спрятаться. Она была везде, пропитывая одежду влагой.