– Где мешок с вещами? – кричу Чэну издалека.
– Здесь, – подняв его, удивленно отзывается тот.
– Бежим!
– Что случилось?! – в секунду подхватив наши плащи, спрашивает Чэн.
– В деревне стража! На кладбище! И моя сестра! – не останавливаясь, отвечаю я.
– Этого стоило ожидать, – цедит мой страж и тут же срывается с места.
О том, чтобы попрощаться со старостой, не может быть и речи.
Когда мы достигаем границы нового пролеска, оставив деревушку далеко позади, я падаю на колени и упираюсь руками в землю.
– Там была дощечка… дощечка с проклятием… – выдавливаю я, пытаясь отдышаться.
Мы бежали больше получаса. Мои ресурсы истощены.
– Где? На кладбище? – тут же догадывается Чэн.
Он выглядит намного лучше меня. Кто бы сомневался!
– Да… они принесли ее оттуда… с земли мертвых… и Руи… – продолжаю я попытки донести до него информацию.
– Кириса, отдышитесь. А еще лучше – посидите немного молча и придите в себя: что бы там ни было, это может подождать, – неожиданно мягко произносит Чэн.
– Не может! – резко оборачиваюсь к нему, не скрывая ни злости на лице, ни слез на глазах. – Она знала, как это опасно! И она пришла со стражей!.. Они понимали, что делают!
Не выдержав, я рыдаю, уже не стесняясь никого. Годы во дворце больше не кажутся мне счастливым, безмятежным временем: меня окружали убийцы. Меня целенаправленно принижали, всячески ущемляли, ограничивали мои права, не имея возможности устранить в открытую.
Я не верила до последнего, но, когда увидела Руи и поняла, что она сказала…
Мне не предлагали вернуться.
Мне не предлагали защиту.
Мне предложили исчезнуть. Самостоятельно.
Прижимаю грязные ладони к лицу, стараясь не думать, как долго я понимала все это, но продолжала играть в «неведение».
Я никогда не ощущала от них того тепла, что дарила мне няня Лули. Сестры всегда были холодны ко мне, и только Фуа улыбалась с добротой в глазах… Но что скрывалось за этой улыбкой? Чувствовала ли она ту же тяжесть, что и я? Ощущала ли то давление недовольства, которое я ощущала буквально каждый день?
Да, они были недовольны тем, что я родилась с милой внешностью; и они были недовольны тем, что во мне проснулась сила. Поэтому они решили избавиться от меня.
Сколько всего я еще не знаю о них и о том, что творилось во дворце?!
– Я не хочу в этом участвовать, – тихо выдыхаю после нескольких минут боли, разрывающей сердце.
Склонив голову, Чэн заглядывает мне в лицо:
– Так ли это, кириса?
– О чем ты?! – враждебно отзываюсь я, не желая слышать участия в его голосе.
– Вас тяготит несправедливость. Вы хотите, чтобы торжествовала правда.
– И что? – бурчу я, вытирая слезы.
– А то, что только вы сами можете отвоевать свою правду. И только вы сами можете восстановить справедливость в отношении себя. Никто другой.
Поднимаю на него взгляд.
– Не придет к вам защитник в белом плаще и не сделает за вас всю работу. Это только ваш личный выбор – мириться со всем или отстаивать свои права, – произносит Чэн, и в его глазах в этот момент отражаются столь странные эмоции, что я не сразу их определяю.
– Вы когда-то тоже проходили через это? – с искренним интересом спрашиваю я.
– Нет, кириса. Моя история совсем другая, – усмехнувшись, с какой-то горькой злобой на лице отвечает Чэн, а затем отворачивается. – Не пытайтесь сравнивать нас: это бесполезно и даже опасно. Не надо вам знать обо мне ничего. Просто примите к сведению: я доведу вас до столицы. До самого дворца правителя. Оставлю перед вашим отцом – и там наши пути разойдутся.
Не понимаю, почему, услышав последние слова, я чувствую легкую грусть… Я знала, что мы разойдемся в разные стороны. Но за эти два дня я так привыкла к нему, что мысли о скором расставании пробуждают внутри непонятную глубокую тоску.