Если задал вопрос: «Господи, что есть жизнь?»,
просто дождись восхода, чтобы узнать ответ.
«Жизнь, как жизнь, мужчины – люди…»
Жизнь, как жизнь, мужчины – люди,
их влечёт жизневорот:
ягодицы, ноги, груди,
губы, плечи и живот.
Не суди мужчину строго,
он хотел бы лучше стать,
не смотреть на груди, ноги,
ягодицы, но опять
он идёт к тебе навстречу
по неверному пути.
Видит: груди, ноги, плечи,
макияж и каблуки.
«Москва. Станция метро «Пражская…»
Москва. Станция метро «Пражская».
Магазин цветов на перекрёстке.
Девушка выходит из метро. Кажется,
что у неё во взгляде мерцают звёзды.
Когда она проходит мимо цветочного бутика,
ей под ноги падают лепестки роз,
будто она не просто девушка, а из мультика,
ну или вообще – волшебница из страны Оз.
Она идет, улыбается прохожим, открыто и так по-русски.
Улыбка – вулкан, а не свечи огарок.
И в каждом, кто видит её, вдруг просыпается чувство,
что ему сделали дорогой подарок.
Девушка останавливается на переходе, ждёт светофора.
Вокруг кружат птицы, на её плечи садятся бабочки.
Она просто стоит, но при этом преображает город,
не девушка, а гирлянда цветастых лампочек.
И город теперь такой праздничный, пёстрый.
Кажется, в этом городе счастливы даже здания.
Девушка не торопится, во взгляде мерцают звёзды.
Девушка не торопится, ведь у неё – свидание.
«Комната. Теплый свет…»
Комната. Теплый свет
старого ночника,
стол, на столе – букет;
скотч не долит в стакан.
Тень выбегает из-
под кровати. Нас
тянет куда-то вниз
в сотый, наверно, раз.
Рот на замке у штор;
белая простыня.
Но наших тел узор
сводит на нет заря.
«Упокой, Господи, души усопших, но верных Твоих рабов…»
Упокой, Господи, души усопших, но верных Твоих рабов,
тех, кто ходил по земле и теперь похоронен в ней.
Осенью ветер носит их дыханье среди полей,
там, где каждая ягодка верит в Твою любовь
и каждая травинка знает о ней.
Упокой, Господи, души усопших, но верных Твоих рабов,
тех, кто плавал по водам, тех, кто ушел на дно.
Осенью их дыханье волне задает свой тон,
там, где каждая водоросль верит в Твою любовь
в непрерывном шепоте тихих волн.
Упокой, Господи, души усопших, но верных Твоих рабов,
тех, кто летал по небу, летал и спускался вниз.
Осенью солнце поднимает их дыхание ввысь,
туда, где каждое облачко верит в Твою любовь,
где ласточка чертит между мирами дефис.
«Если б глаза – не глазки…»
Если б глаза – не глазки,
если бы нос – не носик,
я б не нашел отмазки
в том, что меня уносит.
Если бы бровки – брови,
ушки бы, если б – ухи,
с ходу бы я не помер,
но без сознанья б рухнул.
Я б не влюбился нежно,
страстно и без оглядки,
зная, что под одеждой
тоже не все в порядке.
«Нью-Йорк – как много в этом слове…»
Нью-Йорк – как много в этом слове
для сердца русского слилось!
Нас пичкали и день и ночь
американскою мечтою.
Мы родились, чтоб потребить
продукт, нам посланный Госдепом;
он создан, чтобы в мире этом
умы людей навек пленить.
Мы повелителем своим
поставили зеленый доллар.
И «Novus Ordo Saeculorum"*, —
с любовью нежной говорим!
И вот коленопреклонен
весь мир единственным банкиром.
Как кукольник, он правит миром,
но мир не думает о нем.
* «Novus Ordo Saeculorum» – «Порядок Нового Времени», надпись на однодолларовой купюре.
Вавилонская башня
Если б вселенная треснула, дала бы брешь,
интересно, что бы сквозь эту трещину влилось в мир наш?
И еще интересно, могли бы мы проскользнуть промеж
швов, и увидеть, что там: благодать или блажь?
Вавилонскую башню строили романтики, а вовсе не наглецы.
У наглого мысли коротки, ему невдомек,
что всё однажды закончится, и все концы
в своем кулаке сжимает Единый Бог.
Господи, да неужто нам по земле ползти,
когда Ты совсем рядом. Вон, в облаках,