– Спасибо, Юфим Гурэмович. Ваше воспитание.

Он резко поднял голову:

– Надя? Ты! – покраснев, выпалил он растерянно.

«Господи! – мгновенно успело мелькнуть у него в голове. – Это же чистый Бунин».

– Я знала, что такое когда-нибудь случится, Юфим Гурэмович, – сказала она.

– О, мой бог! – он вскочил. – Невероятно. Столько лет… Кто бы мог… Поди, лет… – он задумался. – А сколько, Надя, мы не виделись?

– Тридцать. Мне уж сорок восемь, а вам, думаю, за пятьдесят?

– Да-да, за пятьдесят… Поразительно, однако, Боже! Невероятно!

– Что невероятного?

– Да как же? Такая встреча и вообще…

Утомление дорогой мгновенно испарилось, он быстро заходил по комнате, бросая на неё отчаянные взгляды. Наконец остановился у стойки и, сжав руку женщины, заговорил:

– Я ведь с тех пор ничего и не слышал о тебе… Как ты? Почему уехала из Питера?

– Уехала вскоре после вас… Не могла там оставаться…

– А куда?

– Быстро не рассказать, Юфим Гурэмович…

– И замуж не вышла?

– Не вышла.

– Ах, почему?

– Не могла. Не хотела…

– Отчего не могла? Отчего не хотела?

– Не надо, Юфим Гурэмович… Всё вы знаете…

Он вновь покраснел и, несмотря на тепло в помещении, почувствовал резь в глазах и озноб… Нахмурившись, отвернулся и вновь зашагал между столиками.

– Всё суета, мой друг, – забормотал он. – Всё решительно… Прекрасные чувства, возвышенные порывы… Всё проходит! Молодость? Тем более… Ах, всё тлен… Оборачивается обыденностью, пошлостью… Или просто проходит с годами… Как это у Екклезиаста: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом».

– Бунин, – насмешливо сказала она. – Книгу Иова цитирует. Наизусть помню его рассказ. – Всё там верно сказано. Кому как Бог даст, Юфим Гурэмович, – добавила она, сделав паузу. – Молодость проходит – то правда. А вот любовь… Другое.

Oн остановился, повернулся к ней, смущённо проговорив:

– Но ведь не могла же ты, Надюша…

– Могла! Все эти годы думала о вас… Понимала, что глупо, что и не вспомните обо мне, что для вас я не значила ничего… Что поделать, не получилось забыть… Толку укорять вас теперь? Поздно. Но как жестоко вы поступили со мной, бросив, словно куклу надоевшую. Очень было обидно… А ведь так красиво все было сначала, так чудно! Как мы гуляли подолгу в безлюдном Павловском парке и там, по Берёзовой аллее, вдоль пруда от Чугунных ворот… Вы всё вспоминали «Темные аллеи»…

Вспыхнувшие глаза Надюши быстро погасли и недобро исподлобья глянули на него. Сжавшись под этим взглядом, он все же сказал горячо:

– Ах, как прекрасна была ты! Помнишь ли ты, Надя, помнишь?

– Да… Я всё помню. И это вам я дарила свою любовь. Такое не забыть.

Она принесла и поставила на стол у окна его заказ. Он вернулся к столу, грузно сел, резко постарев, упрямо промолвил с тяжёлым вздохом:

– А! Всё забывается, всё проходит…

– Проходит, но не забывается.

– Ах, оставь! Оставь… – достав платок, проведя им, отворачиваясь, по глазам, спросил поспешно: – А ты простила меня?

Она пошла было снова за стойку, но обернулась на последние слова. Молча отрицательно покачала головой.

– Ешьте. Кофе я вам принесу позже.

Раздался мелодичный звон колокольчика, негромко стукнула входная дверь. Надя вышла и вскоре вернулась с посетителями – молодой парой. Не успела у них принять заказ, вошли ещё четверо. Юфим взглянул на часы – время обеда.

Подумал опустошённо, допивая кофе: «Однако, правда: никогда не был счастлив. Как знать, милая Надя, может быть, в тебе я потерял единственное своё счастье».

Едва взглянув на счёт, вынул бумажник, положил деньги на блюдце. Подойдя к Наде, поцеловал ей руку и вышел.

Отъезжая, думал о том, как было бы здорово вернуться сейчас и упасть перед этой женщиной на колени…