И вдруг во время занятий в воскресной школе он начал кричать. Он оттолкнул стул, схватил пенал с карандашами и стал с бешенством разбрасывать их по комнате. Остальные дети притихли и с удивлением смотрели на него. Учительница воскресной школы сперва растерялась, а затем закричала ему, чтобы он успокоился, вел себя осторожно и перестал будоражить класс. Мальчик продолжал пронзительно визжать. Учительница уже хотела выставить его из класса, как вдруг один ученик по имени Тим встал, подошел к мальчику, обнял его, «как будто он был обычным человеком», как всегда говорил об этом Брет, и сказал: «Все в порядке, Кайл, все хорошо, успокойся».

И Кайл успокоился. Он прекратил колотить рукой по столу, выронил карандаши и заплакал. И Брет подумал: «Хотелось бы мне оказаться на месте Тима. Жаль, что я не понял, что было нужно Кайлу».

Таким был и Дьюи. Казалось, он всегда понимал состояние человека и знал, что ему нужно. Я далека от того, чтобы считать Дьюи равным Тиму, – ведь Дьюи был котом, а не человеком, – но он был наделен редким даром сочувствия, сопереживания. Он чутьем улавливал состояние человека и откликался на него.

И это не так просто, как может показаться. Чаще всего мы настолько заняты или поглощены своими переживаниями, что даже не замечаем, что упускаем шанс оказать человеку помощь. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что еще до игры со струей воды Ивонна приносила Дьюи кошачью мяту. Каждый день она состригала у себя во дворе пучок этого растения и клала его на ковер в библиотеке. Дьюи моментально прибегал и нюхал ее. Несколько раз глубоко втянув в себя манящий, отдающий лимоном запах, он зарывался в мяту головой и принимался жадно жевать, громко чавкая и высовывая язычок. Он катался по полу на спине, так что мелкие зеленые листочки застревали в его шерсти. Потом переворачивался, ерзал на животе, прижимаясь к ковру подбородком, как Гринч[5], который крадется за рождественскими подарками. Ивонна присаживалась рядом и шептала: «Неужели тебе так нравится эта травка, Дьюи? Ах, как нравится!» А он дико молотил лапками по воздуху, затем в изнеможении падал на спину, разбросав их в сторону, и затихал.

Однажды, когда Дьюи впал в состояние полного возбуждения из-за кошачьей мяты (сотрудники говорили, что Дьюи танцует мамбу), Ивонна подняла голову и поймала мой пристальный взгляд. Тогда я ничего не сказала, но через несколько дней остановила ее и попросила: «Ивонна, пожалуйста, не надо так часто приносить Дьюи кошачью мяту. Он ее страшно любит, но ему это не очень полезно».

Ничего не ответив, она опустила голову и ушла. Я хотела, чтобы она сократила эти подарки до одного раза в неделю, но больше она никогда не приносила в библиотеку это растение.

Тогда я была уверена, что поступаю правильно, потому что эта трава вызывала у Дьюи сильнейшее возбуждение. Минут двадцать он буквально сходил с ума, потом Ивонна уходила, а Дьюи несколько часов лежал без сознания. Мне это казалось несправедливым по отношению к другим посетителям. Ивонна наслаждалась общением с котом, лишая их этого удовольствия.

И только позже я поняла, что должна была подойти к этой проблеме более деликатно. Мне следовало догадаться, что для Ивонны игра с Дьюи имела огромное значение. Вместо того чтобы задуматься о том, что заставляло ее играть с Дьюи, я поверхностно оценивала ее поведение и, в конце концов, велела прекратить эти игры. Вместо того чтобы обнять, я оттолкнула ее.

А вот Дьюи никогда этого не делал. Он всегда оказывался рядом, когда люди испытывали потребность в его присутствии. Уверена, он совершал это чудо для множества людей, которые просто не говорили мне об этом. Он поддержал Билла Маленберга и Ивонну точно так же, как Тим поддержал Кайла. Когда еще никто не догадывался, что происходит с человеком, Дьюи уже действовал. Конечно, он не понимал причины проблемы, но чувствовал, что человеку плохо. И действовал, подчиняясь своему инстинкту. Дьюи как бы обнял Ивонну и сказал ей: «Все хорошо, не бойся. Я с тобой. Все будет хорошо».