Со вторым было сложнее.
Хорошие рассказчики щедро рассыпали по страницам ключи от множества входных дверей и не торопились подсказывать выход. Они надеялись, как можно дольше задержать путников в мире своих фантазий, увлекая и развлекая, пугая до дрожи и смеша до животных колик, завораживая видами и не давая остановиться, передохнуть в стремительном беге событий. Оказалось, что это не всегда приятно и безобидно. Виталик старался не вспоминать несколько минут под вывороченным древесным комлем на обочине тихой и безопасной дороги мирного Шира, где прятался от назгула; лунную душную ночь, проведённую в погоне за всадником без головы; шорохи, стоны, голоса и шевеления по ту сторону меловой черты в полутёмной церквушке. В такие моменты он нисколечко не сомневался, что может навсегда остаться рабом на галерах берберских корсар, или сойдёт с ума в подземельях замка Ив. Он ни за что не смог бы рассказать родителям, что только мама зачастую вытаскивает его из жутких передряг, хотя даже не подозревает об этом; что Нюся частенько сопровождает его, всегда выбирая нужное направление в особенно трудные минуты; а когда рядом нет ни мамы, ни кошки, он пользуется забавным заклинанием, подсмотренным в мультфильме про чертёнка 13-го: «Эне, бене, раба! И мысленно щёлкнуть хвостом». Очень смешил этот воображаемый хвост. Виталик так ясно видел себя со стороны, что не мог удержаться от хохота и сразу оказывался в собственном теле…
Вот об этом он не мог никому рассказать.
Он боялся, что родители строго-настрого запретят ему читать. Что из квартиры исчезнут книги. Сначала из его комнаты. Потом из шкафа в гостиной. Те, что для взрослых. И со временем Виталик тоже превратится в остров, пустынный и холодный. Остров без сокровищ…
А ещё Виталик верил, что где-то есть книга, из которой не захочется возвращаться. Разве не это мечта любого автора – завлечь читателя в свои миры и уже не отпускать никогда? Книга – вот настоящая страна Питера Пена: архипелаг в море фантазии, мысли, и чувства, откуда не хочется возвращаться и где никто не взрослеет. Один единственный среди множества других. Виталик надеялся, что это добрая книга, и хотя бы одна дверь домой там все-таки есть.
С этой надеждой он уснул.
Во сне Сильвер, окутывая себя клубами табачного дыма, говорил:
«-…Ты всегда был мне по сердцу, потому что ты не робкого десятка. Глядя на тебя, я вспоминаю то время, когда и я был такой же молодой и красивый. Я всегда хотел, чтобы ты перешёл к нам, получил свою долю сокровищ и умер в роскоши, богатым джентльменом. И вот сынок, ты пришёл, наконец…»
Нюся вдруг приподняла голову, беспокойно пошевелив ушками. За оном тихо падали снежинки, они таяли на стекле, и блестящие капли собирались в загадочные острова.
Виталик спал.
Он вновь дрался с Израэлем Хэндсом и уводил «Испаньолу» из бухты Скелета; защищал форт от нападения пиратов; беседовал с полубезумным Беном Ганном, видел, как Сильвер метнул костыль в спину Тома Аткинса; сидел в бочке из-под яблок, прислушиваясь к негромкому говору морских разбойников; и склонился над сундуком Билли Бонса, разглядывая карту Острова сокровищ, и слышал властный зов…
Не будильника.
Когда тот смолк, мама попыталась его растолкать…
Ночлег
рассказ
Гостиница называлась «Приют».
Рассматривая в сгустившихся сумерках приземистое двухэтажное здание из крупных бетонных панелей и больше напоминающее склад, чем отель, Круглов криво улыбался. Массивная стальная лестница в два пролёта вела наверх, к входным дверям: ни дать, ни взять – пожарный выход. Вывеска на навесе, помаргивая буквой «И». Дешёвый китайский дюралайт.