Оля обняла тетю Машу. Та, прижав ее к себе, сказала медленно и четко:

– Милая моя, я не хочу скрывать от тебя правду. Не надо никаких сказок о том, что мама в командировке.

– А что с ней? – спросила девочка, отстраняясь от тети Маши.

Та отвернулась, пряча от Оли глаза. В коридоре раздались детские голоса, это просыпались остальные члены семьи.

– Оля, она умерла, ее больше нет с нами, – тихо проговорила тетя Маша и вдруг заплакала.

Оля ошеломленно посмотрела на нее. Тетя Маша ошибалась, мама не могла умереть, это происходит только со старыми и некрасивыми, но не с ее мамочкой. Такого быть не может.

– Поплачь, детка, – тетя Маша попыталась привлечь ее к себе.

Но Оля вырвалась и отошла в сторону. Она не верила ей. Это все неправда.

– Где мама? – не по-детски серьезно спросила она.

Тетя Маша вытерла глаза и посмотрела на внезапно повзрослевшую девочку.

Оля не плакала. Она не плакала и в тот день, когда хоронили маму. Шел мелкий дождь, и совсем немного соседей вышли из дому, и никто, кроме тети Маши и ее детей, не решился поехать на кладбище.

Оля видела, что тетя Лариса, хотевшая купить мамино пальто, косо смотрела на гроб, где лежала такая незнакомая мама, утопая в красных и розовых гвоздиках. Несколько старушек о чем-то шептались, одна из них с притворной улыбкой погладила Олю по голове и, повернувшись к своей собеседнице, прошептала:

– А ведь была такой вроде приличной, ан нет, оказалась из этих, из проституток.

– Моя мама не проститутка! – закричала Оля. Это слово было противное, как жаба.

Старушки только переглянулись, поджав губы, и отошли к подъезду. Теперь Оля услышала и слово «незаконнорожденная».

Дядя Саша на похороны не пришел, у него было какое-то важное совещание на заводе, но Оля не жалела об этом.

Гроб на веревках быстро опустили в могилу, забросали землей. Скоро около ограды возвышался только свежий утрамбованный холмик, на котором сиротливо лежал страшный венок из железных и пластмассовых цветов. От тети Маши.


А потом Оля переехала к тете Маше, которая относилась к ней как к дочери. Дядя Саша сначала избегал Олю. А вечерами, когда девочка играла с их детьми, взрослые о чем-то спорили на кухне, причем дядя Саша всегда выходил после этого красный и злой, и, если Оля случайно попадалась ему на пути, он грубо отпихивал ее, делая какое-нибудь замечание, или говорил:

– Ну, что встала на проходе, иди прочь!

Он даже не называл ее по имени.

Однако через несколько дней все вроде бы успокоилось. Дядя Саша побывал в их квартире, принес оттуда телевизор, какие-то вещи, а также мамины драгоценности – сережки, цепочку с сердцем, несколько колец. После этого и состоялся их разговор с Олей. Тети Маши дома не было, она ушла на рынок за продуктами.

Дядя Саша вызвал девочку на кухню. В квартире оставалась только самая младшая, Тоня, ей не исполнилось и полутора лет, остальные были или в детском саду, или в школе. Никто не мог слышать, о чем они говорят.

– Итак, ты станешь членом нашей семьи. Мария настояла. Но учти, я это не одобряю, мне ты не нужна. Это причуда моей жены, из-за любви к своей лучшей подруге. А по мне, шла бы ты лучше в детский дом.

Оля не понимала, почему дядя Саша так невзлюбил ее. Когда мама… когда мама была жива, он был не против, чтобы Оля проводила с его детьми многие часы.

– Но учти, ты не посмеешь вести себя так, как твоя мать. Ты ведь знаешь, что она была проституткой. Запомни, проституткой. Никакой не медсестрой, а шлюхой. Ты этого слова не знаешь, но когда вырастешь, то поймешь. Это позор!

– Неправда, – попыталась возразить Оля, – мама хорошая, она…