Окдар вспомнил слова своего отца: «Не следует бояться смерти. Она ко всем одинаково близка».

Юноша глубоко вдохнул и прыгнул вниз…

– Ты так красиво извиваешься на песке, – восхищались змеей.

– Хочу понравиться своей жертве! – призналась она…

Окдар выбрался из Бакуана в сумерки. Устремившись вверх на пригорок, он все дальше уходил от городских стен. Юноша направлялся туда, где боги слышат молитвы и исполняют желания. Там он попросит их помочь разгадать тайну кинжала, ремня и последних слов раненого охотника.

Окдар миновал местечко Чембери-кенд и побежал дальше наверх. Оказавшись на приличном расстоянии от города, он решил передохнуть и остановился на возвышенности у двух скал, названных когда-то Волчьими воротами. Их назвали так из-за доносившихся оттуда завывающих звуков. Никто не знал, выли ли это волки, или же это был звук ветра, гулявшего меж скал. Эти ворота навсегда останутся Волчьими, и не важно, по какому поводу, кто и когда их так назвал.

Окдар сидел на камне лицом к городу. Может быть, он никогда больше не увидит его. Ему не хотелось в это верить.

Жители Бакуана проснулись, и вдалеке можно было заметить движущиеся светящиеся точки. Это шаруры марзибана с зажженными факелами искали его, рыща вдоль улочек предрассветного шахристана.

Увиденное напомнило ему празднование дня весеннего равноденствия. Как-то в детстве вместе со своими сверстниками он так же, только с близкого расстояния, смотрел на город сверху, взобравшись на одну из площадок на крепостной стене. То были дни весенних праздников. Люди жгли костры и прыгали через них, очищаясь перед наступлением нового года. Потому, наверное, тот весенний праздник огня еще называли праздником очищения. Но сейчас костры и факелы горели совсем по другому поводу…

***

Светало. Окдар взял в одну руку кинжал, а в другую ремень и стал их рассматривать.

Издали послышались лай собак и овечье блеяние. Он вгляделся в даль, в сторону узкой долины, через цепь холмов, ведущих на противоположный склон. В сторону Волчьих ворот двигалась отара овец. За ними он увидел и пастуха.

Сначала юноша хотел притаиться за одной из скал, но потом решил этого не делать. В погоню за ним непременно пошлют шаруров верхом на лошадях. Так что было полезным узнать у этого пастуха про пешие тропы, на которых он мог бы укрыться от преследователей. Кто знает о пеших тропах лучше? Однако пастух не сказал ничего путного. Да и знал он, казалось, немного. Похоже, его интересовали только места, где растет солянка или любая другая трава, пригодная овцам в пищу.

Окдару показалось, что пастух как-то странно улыбнулся. Интересно, какую угрозу таила в себе его улыбка. Так улыбаются, чтобы понравиться своей жертве. Кто знает, что было у него на уме…

Только после того, как пастух исчез из виду, так и не сказав ничего стоящего, юноша вспомнил, как тот внимательно смотрел на кинжал и ремень в его руках, и не на шутку встревожился.

В Бакуане, наверное, уже объявили о награде тому, кто поможет обнаружить беглеца.

Окдар пожалел, что заговорил с тем пастухом. Толку от той беседы не было никакого, а вред был возможен.

***

Утром правителю доложили о том, что осужденному удалось спуститься с башни, а также о том, что шаруры не смогли его найти, хотя и обыскали весь город.

Зора рассвирепел и напал на шаруров, бранясь: «Сыны блудливой ослицы и нечистого верблюда… Нубийские козлы с говорящими головами… Вы убили рума, хотя приказа убивать его не было. Вдобавок вы позволили сбежать этому мальчишке…».

Правитель грозился карами небесными и сыпал на своих слуг проклятия. Мало того, что им так и не удалось заставить этого юнца отдать кинжал и выудить у него сказанное румом перед смертью, так они еще позволили ему уйти живым и невредимым. Юноша сбежал из-за преступной небрежности стражников.