Он совершенно по-мальчишечьи подмигивает и разворачивается на выход, зажав подмышкой конверты с корреспонденцией. Тут же распахивается дверь кабинета генерального.

– Я тогда сейчас за туфлями, а вечером к маме, чтоб все, как положено, – воркует Юля, появившаяся вслед за Тарелкиным из кабинета.

Она жмется к нему так, что кажется, дыру в его рубашке сейчас протрет. Еще не дотерлись?

– Точно на обед не сможешь вырваться? – по-классически дует губы.

– Точно, – отвечает Юрий Константинович. – Позвони кому-нибудь из подружек.

– А ты мне денежку кинешь? Я в "ПастаБар" хотела заскочить сегодня. Знаю, непозволительно в себя прямо накануне свадьбы столько углеводов пихать, но так хочется, умереть можно.

Боже, эта женщина гениальна. И ножкой топнуть, и губу закусить. Театральные подмостки потеряли актрису, sos.

– Кину, конечно, – тепло улыбается шеф, наглаживая круглое плечико невесты.

Первые два месяца работы я была уверена, что функция «растяни губы и порадуйся жизни» в этого человека-робота не вшита.

– Софья, пока! – жизнерадостно прощается со мной беззаботная женщина с флером лицемерия.

– До свидания, Юлия Сергеевна, – выучено нейтрально говорю я, снова утыкая свой нос в компьютер.

– Софья, зайди, – уже сухо обращается ко мне Тарелкин.

– Убрать? – прежде, чем успеваю тормознуть свой язык, вырывается из меня.

Лицо шефа меняется на глазах. А вот это новенькие эмоции, их я пока не знаю. Растерянность? Он реально думал, я не знаю, чем они так каждый раз занимаются? Значит, жучка Юля в одиночку проворачивает эти фокусы с вовремя нажатой кнопочкой селектора.

– Захвати блокнот и ручку, – мгновенно берет себя в руки великий начальник, разворачивается и скрывается в кабинете, оставив дверь приоткрытой.

Я совершенно нерационально улыбаюсь, собирая на столе принадлежности для записи. Вот ляпнула и сразу легче стало. Мама всегда говорит: сдерживаться – себе вредить. А я уже больше полугода коплю яд в себе, так и самой сдохнуть можно.

– Закрой дверь, – звучит почти угрожающе.

Звучало бы, не работай я на него уже столько месяцев. Его грозным интонациям и деспотичным выпадам меня уже не тронуть.

Прикрываю за собой дверь и прохожу за стол. По привычке занимаю место по правую сторону от Тарелкина, хотя для этого нужно обогнуть длинную столешницу. Просто в моей голове заниматься сексом именно с этой стороны – проблематично, тут фикус мешает, так что стол тут точно не знал ничьих задниц.

– Приказ на и.о. из кадров уже передали? – спрашивает, нахмурившись.

– Нет, не приносили.

Юрий Константинович раздраженно выдыхает и берется за телефон. Набирает короткий внутренний номер и рявкает:

– Лена, где приказ на Михайлова? – выслушивает сбивчивый ответ и заключает. – Жду через десять минут.

Кладет трубку и снова обращает взор на меня, держащую ручку наготове.

Я ждала его отпуска слишком долго. Только это и мотивировало. А в момент, когда я в очередной раз истерично писала заявление на увольнение в кабинете эйчара, это был последний убеждающий меня довод остаться. Лидочка Сергеевна так и сказала: подожди немного, он сейчас в отпуск уедет, а вернется совсем другим человеком, вот посмотришь! Вот я и смотрю. Буквально замерла в ожидании чуда.

– Не вижу у себя на почте ответ от уральского завода, – буравит дыру в моем лбу.

– Потому что они еще не ответили, – спокойно отвечаю я.

– Ты звонила туда?

– Еще нет.

– Софья, – мое имя каким-то фантастическим способом выходит рычащим, даже не имея в себе сонорных согласных. – Я разве не говорил, что ответ нужен мне сегодня?

– Я им это написала. Поставила уведомление о прочтении письма, а в теме написала «срочно». Они прочли, – защищаюсь. – Ждем, – нервно постукиваю ручкой по блокноту.