Я понял, что засмотрелся и начинаю попадать под чары нечисти. Ущипнул себя под столом за бедро и резко мотнул головой. Наверняка в глазах Марьяши я выглядел как полный дурак, но все-таки нечисть оставалась нечистью даже в том случае, когда казалась симпатичной хрупкой девушкой.

– Так не меня ведь, – вздохнула она с притворным сочувствием. – Он тебя искал, говорю. Вот, записку передал.

Марьяша вытянула из кармана уродливой кофты бумажку, сложенную вчетверо. Я недоверчиво развернул и прочитал пару строчек ровных острых букв:

«Выйди в одиннадцать к пруду. Есть разговор. Я знаю, что твой отец – не из людей. Мы с тобой похожи».

Мне это не понравилось. Звучало как какое-то сталкерство. Откуда он узнал? И где я живу, и про то, что как-то связан по крови с нечистью.

Меня, конечно, поражало, что нечисть жаловалась, но все равно оставалась жить в больших городах. Казалось бы, сколько глухих местечек, но нет. Наверняка все-таки решающую роль сыграло пристрастие к шаурме и кофе навынос – как у Игоря и Марьяши. Высшая нечисть – лешие, полевики, а в старые времена, пока еще не ослабли из-за проблем с водоемами, и водяные – запросто прикидывались людьми. Неудивительно, что за годы жизни бок о бок высшая нечисть уж слишком сближалась с некоторыми людьми. В свидетельствах о рождении, конечно, такое необычное происхождение не фиксировалось. Так с чего этот Арсений взял, что мой отец был нечистью? Может, дед или бабка. Или он придумал это? А главное, откуда он вообще про меня узнал и что ему от меня нужно?

– Если ты боишься, я могу сходить с тобой, – радостно сообщила Марьяша. Она просто сияла от энтузиазма, воодушевленная своей гениальной идеей.

Я высокомерно хмыкнул:

– Ты? Хрупкая девчонка будет охранницей для здорового мужика? Смешно.

– Не хрупкая девчонка, а русалка. Вблизи воды. Заманю на дно твоего обидчика.

Она забавно щелкнула мелкими острыми зубками, в зеленых глазах заплясали озорные искорки, и я почему-то подумал о кувшинках на поверхности пруда.

– Ты же только что говорила так, будто он твой хороший знакомый.

– Ты все равно лучше. С ним пару раз виделись, а ты мне паспорт сделал. Так что ты полезнее. А уж водяной наш скоро в силу войдет, станет, как в старину, реками и водами московскими править, вот заживем тогда, сла-адко… За водяного я бы замуж пошла.

Последние фразы про водяного она вдруг прошелестела жутковатым хриплым шепотом. Подуло тиной и свежестью, будто бы с прудов за окном. Я обернулся в сторону форточки, но все было закрыто.

– Что ты сказала?

Марьяша сразу смутилась, заправила волосы за уши и чуть отодвинулась на стуле.

– Ты не забывай, я, хоть на девку похожа, – нечисть околоводная. Нам всем хочется, чтоб водяной восстал и дал нам угодья плясать и парней к себе подманивать. В квартире что? Скука.

Ах, так. Парней она топить хочет? Меня это задело сильнее, чем я мог бы подумать. Еще и о квартире отозвалась снисходительно, будто я ее заставил тут жить. Я проворчал:

– Скучно – найди работу.

Марьяша с недовольным видом откинулась на спинку стула и засопела:

– Теперь понятно. Ты хочешь, чтобы меня поймали колдуны и сдали на опыты.

– Ничего я такого не хочу. А ты на дому работай. Ногти делать научись, например. Тебе понравится.

Я красноречиво указал на ее собственные остренькие коготочки легкого сине-зеленого оттенка. Десятилетиями ранее по таким ногтям безошибочно можно было распознать русалку. А сейчас ее ногти даже не казались чем-то особенным – если, конечно, не знать, что никакое это не наращивание и не покрытие, а все свое.

Пруды у нас тут были совсем рядом, мои окна как раз выходили на Люблинский парк, за которым плескалось черное пространство воды. Оранжевый свет фонарей падал на запоздалых любителей здорового образа жизни: я прошел мимо парней, занимающихся на турниках. Правда, один из них сидел на лавочке и, печально вздыхая, попивал что-то из темной бутылки.