Вот уже вышли на берег и стенки невода, в воде оставалась одна чупа, буквально кипевшая рыбой. Лошадь перезапрягли в телегу, подогнали к самой воде. Два рыбака с черпаками на длинных ручках зашли в воду и стали вычерпывать добычу, сгружая в телегу. Пятнистые щуки извивались, как змеи, бронзовые крупные чебаки с тяжелым стуком падали на дно телеги, серебристые с синим отливом благородные муксуны мощно бились в сетках черпаков, тут же были и стерлядки, похожие хребтами на плотницкие пилы. Радостные подъем царил среди артельщиков. Скоро телега была полна.

Стали заполнять и привезенные со склада ящики, одну лодку завалили рыбой чуть ли не вровень бортов, а рыбы, казалось, в чупе все не убывало. В самом конце ее билось что-то несуразно большое, и азарт разжигал рыбаков.

Наконец, Костюшка не выдержал и коршуном бросился прямо разверзнутую пасть чупы. Вода вскипела, завязалась борьба между молодым и сильным рыбаком и кем-то, пока еще не видимым и лишь угадываемым по силе, с какой свивал он рыбацкую снасть.

Костюшка все же не устоял на ногах, в какое-то мгновение он ушел под воду с головой, но тут же вынырнул и выдохнул хрипло:

– Держу! – Он уперся ногами в дно, подтаскивая к берегу добычу, но через мгновение полетел с ног. В воздухе мелькнул огромный косой хвост.

– Осетр! – Несколько человек выкрикнули разом это слово, как заклинание, и повались на Костюшку и бьющуюся под ним огромную рыбину.

…Домой возвращались уставшие и тихие. Часть рыбаков ушла пешком. Покачев шептал слова благодарности Обскому Деду, пославшему богатый улов. Вихрев рассказывал:

– Был у нас в прежние времена, когда я на Мариинке служил, это на реке Шексне, что в Волгу впадает, один рыбак. Как звали-то по христиански, так я уж не помню. А прозвище зацепилось: Пузырь. Тот Пузырь промышлял белугой. А знаете, какая это рыба? Бывало по тонне весом попадалась.

Ребята слушали и не знали: верить рыбаку или нет. Как такую рыбу представить? Она, наверное, с лодку будет.

– Так вот, ребята. Изымает он белугу, пропустит ей под жабры веревку и катит на ней, как на самоходном катере аж до города Череповца… Да и продаст там ее по большой цене. Потом до дому на тройке прикатит пьяный, с дорогим вином, в обновах. За неделю спустит заработок и снова на ловлю едет.

Одинова, такую поймал, что она дорогой задурила, да и разнесла Пузыреву лодку в щепки. А у него веревка к ноге привязана была и утянула, сказывали белужина Пузыря к себе в пучину. С тех пор никто его и не видывал.

Ребята не нашлись, что ответить. Молчали до самого рыбацкого стана, переживая впечатления дня. Вечером варили стерляжью уху, готовили малосолого муксуна.

Старший артельщик Алексей Вихрев принес из сарая припрятанную бутылку спирта.

– Давайте-ка выпьем мы за нашу артель. – Сказал он, поднимая кружку. – Не зря говорят: «Дружно- не грузно, а врозь – хоть брось!» Этакую работу сегодня свернули.

– Да уж, – поддержал Каев. – Артельная каша, гуще кипит.

– Выпьем, братцы и за наших гостей. – Продолжал бригадир. – Это они нам удачу такую принесли. Пол месячного плана взяли. Один осетр на два пуда потянул… Так пусть же и им во всем сопутствует удача!

Стукнулись кружками, крякнули и долго, до седьмого пота стучали ложками по блюду, вылавливая расплавленное золото стерляжьего жира. После чая, разморено закурив, повернулись к Каеву.

– Ну, что, дедко, скажи – ко, ребятишкам сказку. Мы тоже давно уж от тебя сказок-то не слушали.

Каев не отказывался. Наоборот, видимо, ему нравилось сказывать истории рыбакам.

– Ну, что, – откашлявшись начал он, – расскажу про наши великие реки… Сказки сказывать – не дрова рубить. Слушайте.