Раздался легкий стук в дверь. Поскольку Хайши только что сама отпустила всех слуг, она решила, что это Чжоину удалось улучить момент, чтобы успеть вернуться домой. Хайши кое-как подняла длинную юбку и побежала открывать дверь со счастливой улыбкой на лице. Ее комната как раз выходила на усыпанное цветущими лотосами Заиндевелое озеро, находившееся внутри павильона. Когда Хайши открыла дверь, в комнату ворвался сильный ветер и погасил пламя свечи. С неба полился лунный свет, окутывая с ног до головы стоявшего перед ней человека серебряным сиянием. Хайши почувствовала, как тут же вокруг все стихло. Даже стрекотание сверчков словно на какое-то мгновение прекратилось.

След улыбки застыл на ее лице пшенично-золотого цвета. Рукава рубашки надулись, а черные шелковые волосы раздул ветер.

Человек, стоявший в дверном проеме, вероятно, тоже был немного ошарашен. Его лицо выглядело удивленным, и даже шрам в уголке губ вытянулся в прямую линию.

Хайши всегда одевалась в мужскую одежду, которая фактически полностью скрывала ее женственную красоту. Но сейчас, впервые увидев эту невинную девушку, облаченную в прекрасный наряд, даже несмотря на то, что рубашка была криво застегнута, а пояс на талии был повязан неровно, он не смог сдержать удивления. Эта искренняя, чистая красота полностью захватывала дух. Неужели в юности его собственные иссиня-черные глаза были такими же глубокими, когда в них отражалось сверкающее сияние серо-голубой стали?

– Отец? – тихим голосом произнесла Хайши.

Особый свет, озарявший глаза Фан Чжу, исчез. Они вновь стали не просто тусклыми, а полностью безжизненными, словно окутанные беспросветной тьмой, неотделимой от первозданного хаоса. Время к нему было всегда милостиво. В возрасте тридцати шести лет он выглядел не больше чем на двадцать семь – двадцать восемь. Его внешность – все было безупречным. Все, кроме выражения глаз, которое было уже никогда не вернуть. Нет, оно не было пугающим, но всегда каким-то отстраненным или даже пустым. Далекое прошлое, где он некогда был лучезарным юным генералом, осталось просто сном, словно это уже был не он. Голос Хайши привел его в чувство.

– Ты действительно выросла. – Он тяжело вздохнул, а затем тихим голосом сказал в шутку: – Я вижу, что ты уже собралась замуж. Ну что ж, это определенно лучше, чем сражаться с утра до ночи.

Хайши внимательно посмотрела на него. На ее лице отразилось сомнение. Казалось, она не понимала его, словно он говорил на иностранном языке.

– Если у тебя уже есть кто-то в сердце, то мы вычеркнем тебя из списка офицеров и переоденем в девушку. Ты пробудешь тут, в поместье Цзифэн, полгода-год, пока отец все не устроит, – с улыбкой сказал он.

Фан Чжу и сам понимал, что его слова были жестокими, но продолжал свою насмешливую речь, глядя на чистое и светлое лицо Хайши, которое с каждым словом становилось все печальнее и печальнее. Казалось, он будто снова – как раньше, в юности, – оказался на поле боя. Проткнув своим мечом грудь врага, он вонзал его все глубже и глубже, отчетливо чувствуя, как разрывается изнутри его живая плоть. Стоило только вытащить меч, как тут же кровавый туман заполнил бы собой все вокруг. А он по-прежнему продолжал говорить с усмешкой:

– Даже сыновья из знатных семей станут для нас легкой добычей.

Между бровями Хайши прорезалась глубокая морщина, на губах застыла натянутая улыбка. Она произнесла:

– Ты же сам все знаешь, зачем так? – и замолчала, словно оставшаяся часть фразы застряла у нее в горле.

– Иди спать. Мне нужно возвращаться во дворец. Ты становишься очень раздражительной, когда долго находишься в одиночестве, – бросил он и, развернувшись, пошел обратно. Он уходил не спеша, но шаги его были большими.