И похолодел. Так играть с жизнью Босса и с собственной смертью… Да и моей то ли жизнью, то ли смертью…

– И что это доказывает?

– Только то, что смерть Кощея на конце иглы никто не отменял. И этой иглой можешь быть ты.

– Интересно будет послушать, что думает по этому поводу Веня. Мы с ним это непременно обсудим.

Гадкая – до ушей – улыбка вновь изуродовала грушевидное лицо Астролога.

– На понт берешь? Сам прекрасно знаешь: Веня не станет разбираться, кто похитил Марсика. А мне он сейчас верит как никому…

– Хочешь сказать, что ты меня крупно подставил? Детский сад. Через минуту Веня все будет знать о нашем разговоре, да он и сейчас, я уверен, нас слышит.

В ответ Астролог с характерным сочным хрустом, звук которого парализует все живое, оторвал голову Марсика и бросил ее под куст. Тушку аккуратно, чтобы не измазаться, взял за хвост и забросил в траву, в противоположную сторону.

Я ни слова не говоря подбежал к теплому подрагивающему тельцу и проверил (не подвох ли? игра со смертью завораживала): голова действительно была отъединена от туловища. Примерно так же, как вскоре будет отделена моя голова, если, конечно, все произошедшее на моих глазах было правдой.

– Извольте объясниться, – сказал я, вытирая руки о траву.

– Да что тут объясняться? Босса следует ликвидировать, уж слишком многим он стал поперек пути.

– Поподробнее, если все еще желаете на меня рассчитывать.

– А зачем вам подробнее? Главное – наши интересы пересекаются. Не так ли? Вопрос стоит так: либо мы – либо он. Так? Это и есть гарантия серьезности моих намерений.

– Подробнее – это мое условие. Можете считать это капризом. Как угодно.

– Что вас интересует в первую очередь?

– Ваши мотивы. Зачем вам гибель вашего благодетеля?

– Мой благодетель вырезал всю мою семью. Маму. Папу. Двух, нет, трех сестренок, хотя тогда они все были старше меня. Я сейчас живу в Венеции, а тогда, много лет тому назад, моя семья эмигрировала в ФРГ. Мы жили на границе с Чехословакией. Советский спецназ выполнял какое-то особо секретное задание и нас, как невольных свидетелей, вырезали всех, кроме меня. Именно вырезали или передушили, без единого выстрела. Веня отрывал головы девочкам, как я сейчас – его котику. Мне казалось, что я советскому солдату отрываю голову. Я жил ради этой минуты…

– Почему тебя оставили в живых?

– Я, мальчишка, невольно, со смертельного перепугу, спас Вене жизнь. Глаза мои сами округлились от ужаса, когда я увидел, что мой залитый кровью отец вот-вот выстрелит из охотничьего ружья в спину бравому Вене. Это была доля секунды. Но Вене хватило, он отреагировал. Хруст шейных позвонков – и отца моего не стало. А Веня нарушил инструкцию. Он посмотрел на меня. Я сложил руки на груди и закрыл глаза – в знак того, что молю о пощаде и ничего никому не расскажу. Он постоял минутку – и вышел. Именно тогда во мне проснулись мои способности. В 17 лет я сознательно посвятил жизнь поискам Вени.

– Так ты убьешь его? Что говорит тебе твой дар?

– Не знаю.

Я впервые без презрения и раздражения посмотрел на Астролога.

– Почему ты решил обратиться ко мне? Не проще ли самому довершить то, что составляет смысл твоей жизни? Ты забыл, что месть – сладка?

– Я боюсь. У меня трясутся поджилки. Веня кажется мне неуязвимым. В решающую минуту я опять могу закрыть глаза…

– И ты решил переложить на меня свою миссию, венецианец?

Астролог помолчал. Потом изронил:

– Видишь ли в чем дело… Веня тебя опасается. Нет, не так: он тебя уважительно боится. Смерть от тебя есть поражение для него, а смерть от других – знак непобедимости. А ты тверд, господин Платон.