Короче – действует избирательно, но всегда позитивно, обнаруживая слабые места и мобилизуя ресурсы организма для решения неотложных задач.
Вот почему каждое утро Веня был бодр и свеж, несмотря на регулярные оргии. И его приятели смотрели на его с большим уважением: в их глазах он давно уже приобрёл репутацию супермена.
Однажды после разудалой попойки с Веней, напоминавшей, как всегда, последний в мире шабаш, я проснулся в тёплом предбаннике, один. В камине догорали дрова; вся компания перебралась в главный гостевой коттедж, а я остался (сознательно?) в роскошном банном комплексе, который располагался в стороне от других строений.
Сделав усилие, я принял сидячее положение на деревянной кровати, застланной какой-то кошмой. О прямохождении и речи быть не могло: до морса – вот он, рукой подать, – было не дотянуться. Минут десять провёл я в прострации. Голова раскалывалась и ныла, раскалывалась и ныла, чувство вины, растравленное стыдом, а также характерное для таких состояний запоздалое раскаивание (отсюда уже рукой подать до идеи наказания – до божественной протоидеи), набросились на меня как пираньи и образцово-показательно пожирали меня в назидание потомкам. (Зря, кстати: чужие ошибки не столько учат, сколько привлекают неразумных очевидцев.)
Было очевидно: я потерял над собой контроль. Сил сопротивляться «абсолютной нравственности» не было, и я старался быть распятым своими же руками достойно. Старался не поддаваться греху отчаяния.
Вдруг отворилась дверь – и вошёл свежий Веня, самый нежеланный свидетель дурацких мук моих (но он-то наверняка предвкушал зрелище, и просто не мог его пропустить). Вошёл, взглянул на меня и сказал: «Понятно».
Это прозвучало примерно так: он (я, то бишь) такой же, как все; он ничем не лучше других; он такой же слабак, который мне в подмётки не годится. Лузер.
Стыд и раскаяние вновь показали мне свои длинные языки.
Но Веня на сей раз был великодушным палачом. Он достал пилюлю (где-то в поясе у него была вшита таблетница), разломил её надвое и подал мне.
– Что это?
– Цианид.
Впрочем, мне было всё равно. Вопрос я задал так, из вежливости, а также из чувства приличия: хотелось предстать перед хозяином не окончательной свиньёй.
Таблетку я проглотил (не помню, как).
Минут через десять («через девять, секунда в секунду», – заявил Веня) я переродился. Живая вода – просто парное молоко по сравнению с этим колдовским зельем.
Первое, что вернулось ко мне вместе с крепостью мышц, – чувство уверенности и отдельно чувство уважения к себе. Сразу два, нет, три чувства. Я отчётливо вспомнил всё, что было накануне, и обрёл почву под ногами: мне нечего было стесняться самого себя. Кажется, я относительно чистым выбрался из Содома и Гоморры (вопрос «а стоило ли появляться в этом вертепе?» был решён заблаговременно: стоило; так было надо). Я поблагодарил Веню (он лукаво улыбался), позвонил Алисе и стал раскланиваться с хозяином.
– Рекомендую уложить в постель Алису прямо сейчас.
– Что ты хочешь этим сказать?
Я уже был в состоянии оберегать свою личную жизнь от любого нескромного вмешательства.
В этот момент в предбанник вошла Венера в чёрном купальнике (ёе сходство с Алисой заставило меня вздрогнуть и покраснеть), за ней – очень здоровая, белотелая девушка, идеальная натурщица для купальщицы, с выбритым лобком и молочными железами таких размеров, что их разводы напоминали мордашку упитанного младенца.
Веня сбросил с себя халат и указал на разногабаритных и разномастных спутниц – на то, что было тайным смыслом его слов. Впечатляло. Женщины смеялись.