– Но зато у вас есть выбор, чьё выпить раньше, – успокоила меня девушка. – Тут, как говорится, кто успел, тот и съел.

И ободряюще похлопала меня по руке, всё ещё лежащей на перилах.

– А кто в тридцать шестой квартире живёт? – Я бросил взгляд на последнюю квартиру на площадке, обойдённую вниманием.

– Герман Францевич. Жрец Анубиса.

– В каком смысле «жрец»?

– А, ну книгу он такую написал: «Жрец Анубиса». Египтолог он. В командировке. Длительной.

– В Египте?

– Где же ещё?

– А жена у него есть?

– Какая жена?! Он – ж… египтолог же! – горячо возразила рыжая.

– А что? Топ-модели нынче – чистые мумии!

Ксения польщенно выпятила вперёд свои немумифицированные верхние округлости приятных форм.

Я ещё раз припомнил: точно не пил чая с приворотным или мне это только причудилось? Теперь я уже ни в чём не был уверен.

– Может, пообедаете, товарищ майор? – засуетилась Ксения, когда мы поднялись на третий этаж. – У меня и борщик свежий. Вчера сварила! Безо всяких добавок, папой клянусь! Для себя готовила.

На слово «борщ» желудок отреагировал положительно. Мозг констатировал, что времени подлить какую-нибудь гадость в еду у моей спутницы не было. А если она всё время будет со мной – то и не будет.

– Я подумаю, – пообещал я. – Что нас ждёт на четвёртом этаже?

– Встреча с прекрасным. Как вы относитесь к поэзии, Степан Борисович?

– К поэзии, в смысле: «Буря матом небо кроет…»? Тьфу ты, там вроде как-то по-другому было?

– Уже неважно. Звоните. – Напарница сделала приглашающий жест в сторону двери с номером «41».

Я позвонил.

– А кто здесь живёт? – уточнил я запоздало.

– Поэтесса, – тоном «кто же ещё?» ответила Ксения.

– Ну, это не страшно.

– Как сказать. Как сказать…

В этот момент дверь распахнулась. Причём уже после звонка, а не до, что, несомненно, говорило в пользу поэтессы!

Не знаю, зачем жильцу из тридцать шестой потребовалось ехать в Египет. Здесь обитала прекрасная мумия. В смысле, образцовая. Высокая, тощая, с торчащими из сарафана острыми, как катана ниндзя, плечами, бледными, с зеленцой, волосами и выдающимся носом, задранным вверх.

– Вы за автографом, дорогие мои? Приходите на творческий вечер! – с ходу приголубила нас поэтесса и попыталась закрыть дверь.

– Нет, я из полиции, – показал я удостоверение, раз девушке не хватило моей формы с погонами. – Хочу задать пару вопросов.

– И всё равно приходите на мой творческий вечер! – оживилась блондинка. – Завтра, в семь вечера, в нашем коворкинге на первом этаже! Думаю, мы сможем организовать для вас свободное место. Мы за сотрудничество с властями! – Она мелко кивала головой, будто клевала носом.

– Если буду свободен, – ответил я, чтобы не расстраивать блондинку. Так-то я по стихам не очень, прямо скажем. – Скажите, пожалуйста…

Девица остановила меня жестом.

– Минутку. Вдохновение… – Она приложила два пальца ко лбу и прикрыла глаза. – Сегодня меня посетил полицейский, И я испугалась внезапно недетски. Сурово взглянул на меня он, а я Присела, не в силах понять… – Тут её подвывающий голос стих, и глаза беспомощно распахнулись. – Не в силах понять…

Она смотрела на меня, будто в поисках рифмы. Но, боюсь, самый очевидный вариант ей не понравился бы.

– Вам нечего бояться, если вы не делали ничего противо…

– …Ничего! – воскликнула блондинка торжествующе. – Бессильно взглянула я на него, Не в силах понять ничего, ничего…

Она развела руки в стороны, будто ждала бурных, продолжительных аплодисментов.

– Чтобы вы что-то поняли, предлагаю дослушать вопрос до конца. Как вас зовут?

– Мирослава Лесная. Поэтесса. – Тут зеленоватая блондинка повернула лицо в профиль, видимо, считая, что в таком ракурсе выглядит лучше. – Правда, прямо как Ахматова?