– Понятно. А у меня не бьёт. Идёт и идёт. Как-то так.

– Ясно.

И молчим. И ведь хотим друг другу что-то сказать. По крайней мере я хочу. Но молчим.

– Давно не виделись.

– Да.

– А ведь сколько раз собирались встретиться.

– То одно, то другое, – говорю я и пожимаю плечами.

Он кивает, и вновь молчим. И улыбаемся. Как дикторы на телевидении, когда им ещё не успели сказать, что пошёл эфир. Молчат и улыбаются. Вот только в отличие от них у нас текст не написан, а потому слова скомканы, формулировки туманны и вообще не про то.

– Может, прогуляемся? – предлагает он наконец.

– Почему бы и нет.

И вот мы идём по парку, как раньше. Только не держимся за руки и не выставляем напоказ наше счастье.

– Как твои?

– Всё так же. Дедушка стареет, дядя всё такой же странный и рассеянный, папа всё ещё полон сил и планов.

Клим не знает, что у меня три отца. Эту тайну я не доверила даже ему. Может быть, если бы рассказала, всё сложилось бы иначе.

– Привет тебе передавали, – добавляю я.

– Ты ко мне шла? – спрашивает он после паузы.

– Нет. Просто в город прогуляться, – вру я. – Это на случай если вдруг встретишься. И вот ты вдруг встретился.

– Знаешь, – он останавливается и берёт меня за руку. – Я всё хотел тебе позвонить, но не решался.

На безымянном пальце жёлтое кольцо. На безымянном пальце его правой руки жёлтое кольцо. Обручальное.

– Или жена не разрешала? – я спрашиваю насмешливо, а сама думаю: «Дура! Ну какая же ты, Алина, дура. Решила, что за эти полгода он не найдёт себе новую? Нашёл. И даже жениться успел. Позвонить он хотел, тоже мне».

– Жена? – смущение. Торопливо убирает руку в карман. Затем так же торопливо достаёт и пытается снять кольцо.

– Как зовут-то хоть?

– Нету никакой жены, – кольцо наконец-то сползает с пальца и исчезает в кармане. Только нет в этом смысла.

– Не волнуйся. Сейчас я уйду, и никто не скажет, что ты гулял по парку с другой. А то ведь ревновать будет.

– Да некому ревновать! – почти кричит он. А мне уже всё равно. Спокойно и легко, будто тяжкий груз упал. Всё правильно. Он сделал выбор и сумел меня забыть. Ну, или сумел забыться. Мне давно пора сделать то же самое, а не жить прошлым.

– Что, совсем неревнивая? – улыбаюсь. – Ладно. Прощай, женатый мужчина. Поболтаем в другой раз.

– Подожди, – он бросается за мной.

– Уйди! – резко обрываю. – Уйди. Исчезни. Сгинь. Тебя нет. Был и сплыл. Ясно?

– Но…

Я почти бегу, оборачиваюсь и вижу, как он с размаху бросает кольцо куда-то в кусты. Кривится от досады и злости. Интересно, что скажет жене?

А может, действительно нет никакой жены? Впрочем, неважно. Мне легко и спокойно. Я плыву по знойному городу в направлении воды. Жаль, что не взяла купальник, но это ничего. Можно просто побродить по берегу, чувствуя, как ветер доносит брызги, а волны касаются ног.

Мне легко и спокойно, только почему-то противно…

Домой возвращаюсь после полуночи. Долго бродила, стараясь не думать ни о чём. Получалось не очень.

Вот и сейчас, открывая дверь, я всё ещё прокручиваю в уме слова Клима. Позвонить и спросить про жену? Пожалуй, не стоит. И в этом решении нет гордости, слабости или желания не выглядеть дурой. Это просто понимание свершившегося факта, с которым лучше смириться.

Хотя нет. Именно гордость и всё остальное. А ещё подсознательная иррациональная тяга к страданию. «Люди любят страдать, – говорил иногда Папа-П. – и они думают, что это их облагораживает. Но только ничего они не облагораживают. Жить в радости гораздо сложнее».

– Повидались? – спрашивает Папа-Б. – Гляжу, не очень прошло.

Он сидит в гостиной. Один, в полной темноте. Лишь глаза чуть подсвечены луной.