– Я говорила, что нам надо тщательнее расспросить Хеклу. Если кому-то и может быть что-то известно, то ей.

– Согласен. Завтра и расспросим, – кивнул Сайвар.

– Нам надо бы проверить и… – начала было Эльма, но её слова утонули в булькающих звуках, потому что пожилой мужчина опять запустил гидромассаж. Сайвар склонил голову, чтобы лучше её слышать, но Эльма лишь махнула рукой. Она опустила голову на бортик бассейна и стала смотреть, как в воздухе пляшут частички пара.

Акушерки говорили, что со временем станет полегче, и судя по всему, они-таки оказались правы. Теперь, когда я начала работать, кое-что действительно стало легче. Мы просыпаемся, я одеваю её и отвожу к няне. Целых восемь часов мне не нужно думать ни о чём, кроме себя самой и своей работы. А работу свою я люблю. Я устроилась секретарём в адвокатское бюро в центре города. В мои обязанности входит быть стильно одетой, отвечать на телефонные звонки, регистрировать клиентов. Я веду учёт консультаций, отправляю письма и наконец снова чувствую себя самой собой. Большинство адвокатов мужчины, но есть и одна женщина. Она высока ростом и исполнена достоинства, всегда в брючных костюмах, с безупречной укладкой и длинными ухоженными ногтями. Она на несколько лет старше меня, и мы иногда болтаем за чашкой кофе. Мне очень хочется быть её подругой, но ещё больше мне хочется быть ей. Когда никто не видит, я изучаю веб-страницу юрфака и мечтаю, что однажды так оно и случится. Я с головой погружаюсь в эту жизнь, что так далека от жизни, которую я веду последние пару лет. Однако рабочий день заканчивается, и реальность снова показывает мне свою самую неприглядную сторону: я мать-одиночка, живущая в уродливой многоэтажке, и у меня нет ни времени, ни средств на то, чтобы получить диплом.

На дорогах пробки, но я не спешу, хотя уже опаздываю. Когда я наконец добираюсь, понимаю, что няня недовольна, буквально с порога. Дверь распахивается, едва я успеваю постучать, и она возникает на пороге с девочкой на руках.

– Припозднились вы, – упрекает она, смахивая с лица прядь спутанных волос мышиного цвета. На правой щеке у неё огромное фиолетовое родимое пятно, которое неизменно приковывает к себе мой взгляд. Оно занимает полщеки и очертаниями напоминает какой-то остров.

– Простите, задержалась. Больше такого не повторится. – Выдавливаю я из себя улыбку, стараясь не думать о том, что лицо моей дочери находится в нескольких сантиметрах от этого отвратительного дефекта.

– Постарайтесь уж, – отвечает няня. – Я не могу иметь дела с теми, кто не уважает моё время. Кроме вашего ребёнка полно других детей. Я заканчиваю в пять.

– Конечно-конечно, я понимаю, – говорю я, принимая из её рук свою дочь. Какая польза указывать няне, что времени всего-то десять минут шестого? И что бы такого важного она успела сделать за эти десять минут, интересно?

– В следующий раз мне придётся взять с вас денег.

– Это больше не повторится. – Снова улыбаюсь я, хотя мне так и хочется вмазать ей по лицу, на котором нет и намёка на макияж.

Няня почти выталкивает меня за порог, даже не дав возможности надеть на ребёнка уличную одежду. Естественно, оказавшись у меня на руках, девочка начинает верещать, и мне приходится чуть ли не бегом возвращаться к машине, прижимая дочь к одному боку, а её одежду – к другому.

– Чёрт, – бормочу я, роняя на свежевыпавший снег варежку. С трудом открыв дверцу, я усаживаю девочку в детское кресло. Она визжит, как поросёнок, из носа у неё вылетают сопли, прилипая к щекам. Ну почему дети такие грязнули?! Пока я пытаюсь её пристегнуть, она колотит меня по лицу и дёргает за волосы. Я испытываю непреодолимое желание завизжать в ответ, но прикусываю губу и считаю до десяти. Когда я оборачиваюсь, чтобы поднять варежку, у меня по спине пробегают мурашки.