– Отец, – услышал Спаргапис счастливый крик дочери. – Это Жел, мой друг. С ним так интересно.

– Что значит «интересно»? – непонимающе спросил Спаргап. – Согласен, лошадь – животное, полезное для человека. И нам лошадь интересна с точки зрения использования её в хозяйстве, в кочёвке, в бою. Но сказать, что мне интересно общаться с моей кобылой, – Спаргап невольно улыбнулся, – было бы весьма странно. Понимаешь, доченька…

– Неужели ты никогда не разговаривал со своей лошадью? – перебила его Кунке. – Неужели она не рассказывала тебе о своей жизни? – возмутилась она.

– Кунке, я не понимаю лошадиного языка, – широко и лукаво улыбнулся Спаргап, желая подыграть дочери. – Поэтому я не разговариваю с ней о жизни. – Он весело посмотрел на Кунке. Но в её глазах, влажных от показавшихся слёз, мелькнула тень сожаления.

– Отец, Жел такой же, как мы. Он живой, а значит, он слышит и видит, чувствует и переживает, – вдруг горячо и убеждённо стала быстро говорить Кунке. – Знаешь, как Жел обрадовался, когда увидел меня сегодня!

Стоящий рядом жеребёнок неожиданно зафыркал и активно закивал, давая понять, что всё это правда.

– Вот видишь? – удовлетворённо улыбаясь, спросила Кунке Спаргапа.

– Жеребёнок понимает не речь, а интонацию, с которой к нему обращаются, – наставительно ответил Спаргап. Он хотел было прекратить этот разговор, но вспомнил старого матёрого волка, который спас его, Арлана и Кулаке от молодых волков его стаи, вспомнил, как встретил этого волка, израненного и окровавленного, который полз к могиле его отца, чтобы умереть рядом с ним. Невольные слёзы навернулись на его глаза. – Может, это и правда, доченька, – мягко сказал Спаргап и быстро пошёл в сторону своего шатра.


Кунке всё свободное время проводила в обществе Жела. Спаргапу это не совсем нравилось. Однажды он попросил Мермера привести своих детей, чтобы они поиграли с Кунке. Но она не захотела с ними общаться, сказав, что они ей не интересны.

– Доченька, тебе надо общаться с другими детьми. У тебя должны быть друзья. Без друзей в жизни плохо. А самыми лучшими друзьями являются те, с которыми ты выросла, друзья детства, – настаивал Спаргап.

– Согласна, отец, – перебила его внимательно слушавшая Кунке. – Но у меня уже есть два друга. И больше я не хочу. Я точно знаю, что они меня никогда не предадут, – раскрасневшись, заключила она.

– Интересно-интересно. Это кто же? С кем ты уже успела подружиться, а я этого не знаю? – притворно обиженно спросил Спаргап.

– Одного друга ты точно знаешь. Я тебя с ним знакомила, – улыбаясь, ответила Кунке и внимательно посмотрела на отца. – Это Жел. Да-да, жеребёнок, сын твоей любимой кобылы. Только, пожалуйста, не возмущайся, – быстро проговорила она, заметив, как Спаргап изменился в лице, на котором заиграли желваки и потемнели глаза. Кунке знала, что это результат надвигающегося недовольства.

– Ладно. А кто второй друг? – с усилием, в котором сквозила ярость, поинтересовался Спаргап. – Надеюсь, это не заяц, – передёрнув плечами, спросил он с лёгкой издёвкой.

– Со вторым другом я тебя познакомить не могу, – тихо прошептала Кунке. – Он, вернее она, невидимый.

– Доченька, я тебя не понимаю. Что значит «невидимый»? – с волнением тоже прошептал Спаргап. Он чувствовал нечто загадочное, необъяснимое и тревожное в этом непонятном друге дочери.

– Я знакома с ней очень давно, ещё до моего появления на этот свет она была со мной, – тихо, с невероятной нежностью проговорила Кунке.

Её глаза, казалось, были обращены внутрь неё, – по крайней мере, Спаргап не мог смотреть в них, он не чувствовал в эту минуту связь между ним и дочерью. Ему почудилось, что Кунке разговаривает не с ним, а с ней, той, что внутри неё. Это испугало Спаргапа и вызвало в нём ревность. Но вдруг его пронзила мысль, что это, может быть, его мать спустилась с небес, чтобы помогать его дочке. Ведь не зря Кунке так похожа на неё.