Она тяжело вздохнула и привалилась к стене.

— Спасибо, Пепси!

— Пожалуйста! Ты как-то вяленько выглядишь. Нога болит?

— Болит, и лихорадит, но, ничего, я справлюсь.

— Я там принёс тебе всё, что выписали. Ещё бинты, шприцы, и в аптеке посоветовали какую-то мазь.

— Я верну. Как денег добуду — верну.

— Забудь! Я понял, эта женщина в парке, тебе денег обещала. Ты прямо в отчаянии была.

Генку устроила эта версия.

— Зря ты за мной пошёл, — она встала. — Зря вообще со мной связался.

— Ничего не бывает зря. Чай будешь?

Она отрицательно покачала головой.

— Кофе?

— Я не пью ни чай, ни кофе. Воду. Иногда горячую.

Она похромала назад в комнату. Зашумела вода. Чайник звякнул о плиту. Зашипел газ.

После завтрака, укола обезболивающего и стакана кипятка ей стало намного лучше.

— Я, конечно, понимаю, что собака и всё такое, — парень поставил посреди комнаты ведро с водой и с воинственным видом опёрся на швабру, как Гендальф на посох. — Но в такой грязи жить нельзя.

— Собираешься мыть полы? — Генка с любопытством смотрела на него с дивана.

Он приставил швабру к столу. Нагнул голову, чтобы лучше видеть корешки составленных стопкой книг. Большинство из них — словари. В промежутках между заказами Генка подрабатывала переводами.

— Ну, и пылища тут у тебя, — он брезгливо сморщился, глядя на свои пальцы. На столе остался свежий след. — Ты вообще когда-нибудь убираешься?

— Нет. А зачем? Всегда можно подцепить на лавочке какого-нибудь паренька, который и покормит, и уберётся.

Он посмотрел на её улыбку недобро, но промолчал. Раздвинул шторы, открыл настежь окно, чихнул.

— Будь здоров! — Генка поплотнее закуталась в одеяло, такой он устроил сквозняк.

Шум дневного города ворвался в комнату. Крики резвящихся детей, гудки машин, лай собак, музыка на волнах какой-то радиостанции.

Как ей порой не хватало этих простых житейских радостей, сочувствия, заботы. Она смотрела на пыхтящего парня с тряпкой в руках. Но вот скажи ему сейчас, что она убийца и его как ветром сдует. Ещё и в полицию побежит. Хотя, нет, в полицию вряд ли. А она взяла бы его в свою команду. Трудолюбивый, самостоятельный, не болтливый, не любопытный. Его резюме по всем пунктам соответствовало правилам вступления в Клуб, который Генка когда-то придумала, надеясь найти единомышленников. Осталась незаполненной только графа личных достижений.

— Пепси, хочешь вступить в Клуб отчаянных, но благородных?

Он улыбнулся, но махать шваброй не прекратил.

— А что там нужно делать?

— Ничего особенного, но задачи клуба до вступления в него не раскрываются. А требования к кандидатам понятны из его названия.

— А что сделать для вступления в клуб?

— Ответить на два вопроса.

— И всё? — он посмотрел на неё недоверчиво. — Ладно, давай попробую.

— Первый вопрос. Скажи, Пепси, в свои двадцать один чего ты в жизни достиг?

— Ну, я институт в этом году закончил, — даже со спины она видела, как он гордо расправил плечи. — Этого мало?

Он через плечо оценил её кислое лицо.

— Это ни о чём. Все заканчивают институты. Скажи ещё, что ты школу закончил.

— Конечно, иначе я бы не поступил в институт.

— И что ты делал в школе?

— Учился, — он пожал плечами. — Хорошо учился.

— Да, да, иначе ты бы не поступил в институт. А ещё?

— Нууу, — он разогнулся, замер с тряпкой в руке. — Я поправился на десять килограммов.

— Ясно, — сказала она без выражения. — А в институте?

— В институте ещё на десять килограммов поправился.

Генка сморщилась.

— Есть что-то настоящее, что ты действительно сделал? Просто для себя. Просто захотел и сделал.

Парень задумался, мокрой рукой приглаживая волосы на затылке.