Как же ее бесило, просто слов нет, когда в какой-нибудь книге или в фильме персонаж забывает что-нибудь самое необходимое! Например, положительный герой всегда ходит с пистолетом, но в опасной ситуации оставляет оружие на столе в самый неподходящий момент и поворачивается к нему спиной.

В такие моменты она орала на весь дом, что злодей сейчас ПОДКРАДЕТСЯ СЗАДИ И СХВАТИТ ПИСТОЛЕТ, и конечно же, в следующем кадре из оружия кто-то целился герою в затылок, и она от злости лупила по подлокотникам, а на нее все шикали.

Вот почему она ни шагу не ступала без рюкзака. Просто была уверена, что стоит только подняться к себе в комнату, оставив его внизу, непременно Что-нибудь Случится (взрыв, пожар, нашествие зомби), и придется прыгать из окна, бежать в лес, бросив рюкзак в гостиной, и помирать там от голода.

Когда в городе она заходила в аптеку или продуктовый магазин с рюкзаком и притороченным к нему спальным мешком, на нее удивленно косились, впрочем, она уже давно привыкла к любопытным взглядам из-за необычного цвета кожи и протеза, так что, считай, ничего и не изменилось.

На вопросы знакомых и друзей она просто отвечала, что собирается в путешествие – приходит же некоторым в голову пройти всю Аппалачскую тропу до конца – а народ восхищался, мол, как интересно, и желал счастливого пути.

В тот момент Кашель еще не подобрался к их городку, и в те первые недели эпидемии, когда паникой охватило все городские территории, казалось, что вирус обходит их стороной. Жизнь шла своим чередом, словно ничего из ряда вон в мире не случилось, хотя в одном большом городе за сотню миль к югу эпидемия уже была в самом разгаре. Сборы в поход во время каникул никому не казались чем-то необычным.

«Странно, – думала Краш. – Словно они не знают, что творится кругом. Неужели они думают, что в ближайшее время хоть кому-то светит отпуск?»

Но она каждый раз с улыбкой благодарила и продолжала заниматься своими делами в полной уверенности, что, если придется спасаться бегством в любой момент, она не пропадет в лесной глуши.

Краш вроде бы предусмотрела всё до мелочей, но упустила один самый важный момент, упомянутый во всех любимых книгах и фильмах-катастрофах: главная загвоздка не в самом Событии, будь то эпидемия, падение астероида, ядерная война, да что угодно, а то, как вели себя люди. Чем хуже шли дела, тем меньше человеческого оставалось в людях.

Конечно, звали ее по-настоящему вовсе не Краш. Мама, обожавшая Шекспира, окрестила ее Корделией, но она отвечала только, когда ее звали Краш. Однажды так ее назвал отец, и с тех пор она совсем перестала отзываться на имя Делия.

Поработав нянькой, она с первой получки купила ярко-красную толстовку на молнии с капюшоном, и надо сказать, те деньги ей достались не так-то просто – у Делуччи было четверо мальчишек от двух до восьми лет, так что работенка была сущий кошмар.

Увидев дочь в таком наряде, отец тут же заявил, что она вылитая Красная Шапочка, а она как раз уже больше года искала повод отделаться от ненавистного имени – попробуйте-ка побыть Корделией среди сплошных Эшли, Джессик или Мэдисон – и вечно сокрушалась, мол, ну неужели нельзя было у Шекспира выбрать имя поприличней, например, Джульетта? В общем, с тех пор эта красная толстовка к ней словно приросла, как и имя. Официально ее звали Корделия, но, по сути, она была Красной Шапочкой.

Мама всегда морщилась, когда кто-нибудь звал дочь Краш (точно так же морщилась при виде того, что та читает и смотрит), и еще долго пыталась заставить ее признать свое имя, но нет на свете никого упрямей девчонки-подростка, так что в конце концов решила, что не стоит ссориться из-за имени.