Проснувшись, Зайцев с остервенением скреб ногтями тыльные стороны ладоней, пока не расчесал их в кровь. То же самое произошло и с лицом. Поначалу он растирал его, но затем, увлекшись, разодрал лоб и щеки до такой степени, что они покрылись густой сеткой глубоких царапин. А вскоре зуд, скорее даже фантомный, распространился по всему телу. Алексей стал часто останавливаться, чтобы забраться рукой под куртку или штаны, и с закрытыми глазами подолгу сладострастно чесался.

Постепенно Зайцев начал впадать в какое-то темное и густое, как болотная жижа, душевное оцепенение. Это было похоже на полуобморочное состояние, но оно помогало ему двигаться дальше. Так легче было идти в одном направлении: не мучили мысли о том, что он больше никогда не вернется домой, и исчезло ощущение времени.

Под конец дня Алексей и не заметил, как выбрался из лабиринта зыбких тропинок, окружения черных болотных окошек и озер. Зайцев почувствовал под ногами твердую почву, не сразу осознал это, а когда ступил на серый скрипучий песок, даже не поверил, что это произошло. Он топнул ногой, огляделся и только сейчас сообразил, что солнце уже завалилось за деревья и ему надо торопиться, чтобы подальше уйти от гиблого места. С этими мыслями к Алексею вернулась и надежда на то, что он успеет добраться до человеческого жилья или хотя бы влезть на дерево, которые стали попадаться все чаще. Но когда Зайцев наткнулся на такую сосну, с гладким, словно полированным стволом, он лишь обнял ее, прижался щекой к теплому дереву и даже не стал пытаться забраться наверх – у него не было сил.