В те годы к нашей семье горе прибило беженку из Польши. Это была молодая и, по моим мальчишеским представлениям, очень красивая женщина. Наверно, она была из богатой семьи, поскольку ничего не понимала в хозяйственных делах и ничего не умела делать своими руками. Перенесенные невзгоды подорвали ее здоровье. Первое время она подолгу лежала в постели и плакала. Мне навсегда запомнилось её бледное лицо с прекрасными зелеными глазами, в которых иногда вспыхивали золотые искорки. Мама ухаживала за ней, как за собственным ребенком, поила её парным молоком и кормила свежими куриными яйцами. Когда она засыпала, я садился на стул, стоящий около её кровати и подолгу смотрел, а иногда, очень осторожно, трогал её руку и прикасался к раскинутым на подушке косам. Однажды она открыла глаза и улыбнулась.

Потихоньку Ирина начала поправляться, выходить из дома и однажды встретила своих соотечественников и уехала от нас, неизвестно куда. Я любил её первой детской любовью и дал себе клятву через несколько лет найти Ирину и жениться на ней. «Мечты, мечты, где ваша сладость?».

Эта история с Ириной имела неожиданное и не очень приятное продолжение через много лет после её отъезда.

При расставании с нами Ирина подарила моей маме небольшую брошь, выполненную в виде скрипичного ключа с тремя маленькими изумрудами. Единственная драгоценная золотая вещь, которую мама хранила в течение всей жизни. Обручальное серебряное кольцо и золотая брошь с изумрудами. Они были спрятаны на самом дне нижнего ящика комода под кучей разных бумаг и тряпок. В один прекрасный жаркий летний день в дверь дома кто-то постучал. Мама открыла дверь и увидела перед собой цыганку, которая попросила попить водички, сославшись на необыкновенную жару и жажду. Конечно, мама не могла отказать и пошла за водой на кухню. Она жила тогда в однокомнатной квартире с обычной для того времени планировкой. От входной двери шел небольшой коридор в комнату, а другой коридор вел налево в кухню. Как только мама зашла в кухню, цыганка уселась в этом коридоре на пол и стала перевязывать бинтами свою отставленную далеко в сторону ногу. В это время еще две цыганки проскочили в комнату. Мать поняла, что её бессовестным способом грабят, но ничего не могла сделать, поскольку цыганка, сидящая на полу, так ловко поворачивалась на своем грязном заду, что протиснуться в комнату не было никакой возможности. Вся операция по изъятию ценностей продолжалась не более трех минут. Цыганки сбежали, не попив воды и не сказав «спасибо». И, конечно, вместе с ними исчезли дареная брошь, обручальное кольцо и облигации третьего государственного займа, на одной из которых было написано мое имя.

Великие классики! Где вы находили благородных, вольнолюбивых цыган? Где ты, Эсмеральда? Где ты, Кармен? Или время было другое? Скорее всего, они где-то есть, однако…

В этот день среди приглашенных гостей была и давняя подруга Бориса Соня. Она славилась тем, что помнила очень большое число анекдотов и умела их превосходно рассказывать. Всем хотелось услышать что-нибудь новенькое, однако женщины увлеклись разговором о каких-то неизвестных им раньше способах выращивания огурцов. Чтобы их отвлечь от этой темы я рассказал один из моих любимых старых анекдотов.

– В тюремной камере двое. Один сидит на нарах, а второй ходит по камере от стенки до стенки. Сидящий человек говорит: «Что вы ходите, ну, что вы ходите? Вы думаете, что если вы ходите, так вы не сидите?»

Соня откликнулась сразу:

– По кладбищу идут два еврея. Первый говорит: