– «И вообще» – это хорошо, – кивнула я, пряча ключи в сумочку. – Хотя, если честно, всё ещё в шоке от такого убожества. Не в Капотню ведь ехала, —на Рублёвку!

– Да посбесились вы все с этой Рублёвкой! – хлопнул себя по ляжке хозяин квартиры, возмущённо колыхнув пузом.

– Тут полдома – бараки расселённый, сплошной люмпен пролетариат. А газеты раструбили почём зря, будто на всём Рублёвском шоссе – сплошь коттеджи да пентхаусы. Я, вон, кредит в банке взять пытался, триста тысяч рублей и надо-то был всего. А они, знаешь, вопросы всякие задают: где проживаете, есть ли автомобиль, женаты ли. А я ведь сейчас здесь прописан, ну и сказал им адрес по прописке. И про жену сказал, и про «Ладушку» свою двенадцатой модели. И что ты думаешь? Перезванивают эти козлы и заявляют: не может человек, проживающий на Рублёвке, иметь отечественный автомобиль. Вы что-то недоговариваете. И отказали в кредите, представляешь?

– Так ты бы им объяснил про люмпен пролетариат, – улыбнулась я.

– Да ну их в задницу, последний банк, что ли? – махнул рукой хозяин, успокаиваясь. – Я в другом взял. А эти пусть сидят, карту Москвы учат. Дойдёт, может быть, что Рублёвское шоссе от Кунцевской начинается, везде сплошь нормальные народные многоэтажки. А коттеджи эти возле МКАД и за МКАД стоят…

Он ещё раз махнул рукой и неожиданно сменил тему:

– Слушай, насчёт ремонта мы тоже договорились, да, что ты скромненько делаешь? В договоре пишу, что ты год живёшь и оплачиваешь коммуналку. Чтобы потом без претензий, да, что я тебе что-то должен…

– Пиши. Я всё по минимуму сделаю, чтобы в этой твоей халупе хотя бы жить можно было.

– Понял. Ну, я пойду? Мне тут ещё в одно местечко успеть нужно. А ты тут хозяйничай, что надо – бери, что не надо – выбрасывай.

– Ладно, – кивнула я. Значит, товарищ Пенкина ещё мне и разгребание папашиного хлама оставляет. Блин, вот умеют же мужики за счёт женщин устраиваться!

Хозяин убитой квартиры на Рублёвке исчез, а я посидела в раздумьях ещё минутку и пошла по новой осматривать доставшиеся мне «хоромы». Так, в шкафу есть кое-какое постельное бельё, пара стареньких, но неожиданно чистых полотенец. На полке несколько книжек-«покетов» – какие-то боевики, судя по душераздирающим обложкам с окровавленными ножами и трупами полураздетых блондинок. Неужели папаша-алкаш почитывал в межзапойные периоды? Или сынок-наследник успел натащить, когда тут насчёт ремонта задумывался?

А мне с чего ремонт начинать? С кухни, наверное! Я отправилась ещё раз прикинуть масштабы бедствия. Так, потолок белить, а лучше всего – заклеить. Есть такие панельки потолочные. Чисто получается и нарядненько. Обои какие-нибудь простенькие поискать, возле раковины – виниловые наклеить. Саму раковину тоже где-то надо искать… И подставку под неё… И шкафчик бы для посуды не помешал. Кстати о посуде, она тут имеется?

Я осмотрелась. Какая-то посуда жила на подоконнике: несколько тарелок, кастрюлька, пара бокалов, ложки-вилки-нож торчат букетом в пол-литровой банке. Так, а в холодильнике что?

Холодильник, допотопный ЗИЛ, зарычал мотором, то ли приветствуя, то ли отгоняя. Его белая дверь с массивной ручкой скрывала пустые недра с ледяной бородой, наросшей из морозильника, и килькой в томате, усохшей в консервной банке. Судя по степени усохлости, бынку вскрывали в незапамятные времена. Не исключено, что ещё при жизни папаши-хозяина. М-да, может быть, с этого и начать? С мытья холодильника? Только как воду набирать? Может быть, в ванной, в ведёрко? Ведёрко в ванной есть?

Ведёрка в ванной не было. Зато были два плоских тазика и горка грязной посуды: кастрюля, сковородка и несколько тарелок. Они стояли на реечной подставке, положенной поперёк ванны. И, судя по всему, стояли давно: пригоревшая картошка в сковородке покрылась чёрной пушистой плесенью, остатки кетчупа в тарелках присохли намертво.