Дружба дружбой, а бизнес бизнесом, ага.

Впрочем ладно, повысит так повысит.

Минут десять после окончания разговора я лежу, смотрю в потолок и радуюсь.

В основном тому, что моя мама достаточно милосердна, чтобы проследить с утра за сборами Лисы в школу и накормить её завтраком, а сама Алиска достаточно самостоятельная дойти до школы без меня. Слава всем олимпийским богам — школа была в двух домах от нас. Ну, счастье же! Счастье для меня, которая регулярно засиживается за полночь, потому что картину сдавать прям завтра, иначе послезавтра будет не на что купить молока.

Да, так бывает. В этом потрясающий нюанс “свободного плавания”. В свободном плаваньи авансов не бывает, и зарплатных дней тоже нет. И нет, если вы представляете себе такую мечтательную творческую меня, которая полгода рисует, потом устраивает выставку-аукцион, огребает деньги лопатой и еще полгода живет на  нагребенное — нет, увы, оно так не работает. Жаль, да.

В большинстве своем — я пишу портреты. Много-много портретов. Благодаря тому, что по Москве я в принципе известна — заказы есть, и ценник у меня приятный. Могу себе позволить плавающий график, могу себе позволить пару раз в неделю вместе с дочерью съездить на плаванье, но вот на ремонт той же ванной откладываю уже три месяца. И то, потому что приперло, а до этого два года откладывала.

В квартире тишина. Мама ушла на работу, Алиска в школу (надо будет её встретить с уроков кстати). Что делаю я перед тем, как окончательно вылезти из-под одеяла? Правильно, первым делом — заползаю в телефончик, чтообы убедиться, что дщерь моя действительно дошла до школы. Родительский контроль — вещь прекрасная, спасибо тому чуваку, кто его изобрел.

Алиска на месте. В левом крыле школы, как раз там, где у неё класс. Дивно. Глазиком можно не дергать. Можно поваляться и помечать о чем-нибудь отвлеченном.

Одно печально в жизни разведенки — хорошего секса много не бывает. Один раз вчера не значит, что сегодня я не захочу. Да и что там, второпях же было. Хоть и до звездопада офигенно. В общем, с удовольствием бы повторила вчерашний забег. Какая печаль, что богов нельзя вызвать на полчасика. Не вылезая из кровати.

Я встаю. Разворачиваю мольберт с портретом Тамары Львовны к окну, придирчиво щурюсь, оценивая объем работы, потом понимаю, что без пол-литра кофе я к таким нагрузкам не готова. А дальше — все по привычной схеме.

Леггинсы, двор, два километра, дом, душ, кофе.

Кофе — в награду  естественно, за то, что я такая молодец у мамы и у самой себя. Взяла и выросла.

Мысли немножко меланхоличные. Мысли касаются моего сна, моего наваждения с дивными глазами и, чтобы от них отбиться, приходится напрячься всему моему скептицизму.

Увы, если смотреть правде в глаза, девяносто пять процентов мужчин от меня отваливаются, только узнав о наличии дочери. А оставшиеся пять процентов — это, блин, мужики вроде Сашеньки, свет, Верейского, боже, с каким бы удовольствием я бы его отпинала по почкам. Нет, Алиска-то забыла, Алиска умница, она даже притащилась от того, что мы не ходили в школу две недели из-за фингала на все лицо.

А мне, блин, до сих пор в кошмарах снится. Она же первоклашка тогда была… Куда более мелкая и уязвимая, чем сейчас… Блин, почему я Верейскому не вырвала руки?

Звонок трагично воет. Блин, и зачем я повелась на Лискины уговоры и поставила этот волчий вой — вот сейчас едва не упала с табуретки.

И я понятия не имею, кому с утра пораньше приспичило увидеть мою заспанную физиономию, потому что я пила только вторую чашку кофе, а до третьей я на человека не походила совершенно.