Впрочем, может быть, я придираюсь. Нинон-то видела в нем совсем другое.

Она видела: влажные кучеряшки на груди, бедрах и животе – набирающая силу полоска спускалась в гавайские плавки. Она видела сильные ноги в позолоте майского загара, татуированного дракона на внушающем уважение бицепсе, капельки пота на груди.

– Нин… Он немного напоминает примата…

– Дура, что ли? – окрысилась оскорбленная в лучших эстетических чувствах Нинон. – Это самый породистый самец из всех, что я встречала за последнюю неделю!

– Ну ладно, если ты настаиваешь. – Я нехотя поднялась и отряхнула прилипший к плавкам песок.

Втянула живот, напомнила себе самой, что я тоже не лыком шита и когда-то к моим ногам падали еще и не такие мужчины… Ну ладно, ладно, я не фамм-фаталь, а если в моем присутствии кто-то и падал, то только из-за перебора с крепкими напитками. Зато мой бывший муж – гарвардский стипендиат, который однажды на приеме в Нью-Йорке разговаривал с самой Умой Турман. Что мне стоит заинтересовать тривиального представителя пляжного пантеона.

Подкравшись к нему, я придала своей позе флер немного нарочитой сексуальности. Когда-то знакомый психолог сказал мне, что девяносто девять процентов мужчин теряют голову от самых банальных блядских замашек – выпяченная нижняя губа, взгляд исподлобья, крутой изгиб бедра, чулки в сеточку, красная помада, кружевное белье.

Я уже собиралась изобразить заинтересованность и спросить что-то о его огромном мокром парусе, безвольным крылом разложенном на траве. Но не успела. Божество само повернулось ко мне, и на его лице было написано, что плевать оно хотело и на мою красную помаду, и на волнующий изгиб моего бедра. Взглянув на меня безо всякого интереса, оно произнесло фразу, с которой и началось мое путешествие в мир диет с конечной остановкой «Анорексия, просьба освободить вагоны».

Пляжное Божество сказало:

– Я сейчас буду набивать парус. Отойди, толстожопенькая.

В ту секунду, кажется, рухнул мой мир.

Толстожопенькая.

Повернувшись к зеркалу задом и зачем-то слегка приподнявшись на цыпочки, я посмотрела на себя через плечо. Искаженная себялюбием фигура казалась гитарообразной, дженниферлопесовской такой. Узкие джинсы едва не трещали на спелых бедрах, и выглядело это весьма сексуально. Искренне собой любуясь, я возмущенно подумала: «Идиот какой-то!», и отправилась на кухню пить чай.

В последнее время я пристрастилась к сладкому. Примитивный способ латания выжженных депрессией дыр – три глазированных сырка со вкусом пирожного «Картошка» плюс пакет маковых сушек плюс большая шоколадка с изюмом и дроблеными орехами.

Меня можно было оправдать – много стрессов. Развод – это сплошная нервотрепка. Даже если он происходит по взаимному согласию. Даже если ты считаешь дни до момента, когда двое подвыпивших работяг в синих рабочих комбинезонах будут выносить из его квартиры тюки с твоими вещами. Даже если бывший муж надоел тебе хуже рекламы «Тайда». Даже если по ночам тебе уже полгода снился сосед из квартиры напротив.

Сказать – я развелась – легко. На самом деле эта эпопея длилась почти полгода. Мне звонили его родственники. Его мамаша, которая вообще в России не жила, бросила семью ради какого-то техасского магната и была такова, назвала меня пираньей. Шапочная Знакомая, когда-то нас друг другу представившая, приходила, чтобы проследить за упаковкой моих вещей – а вдруг чего лишнего прихвачу? Даже безупречный Громович – и тот пару раз умудрился напиться, а что взять с меня, бесхарактерной?

Я нашла успокоение в баночке с вареной сгущенкой. В коробочке зефира крем-брюле. В чизкейках от шеф-повара соседнего ресторана. В щедро посыпанных сыром макарончиках. В свиных котлетках из отдела замороженных продуктов. В молочных коктейлях, сладком чае, булочках с изюмом, мармеладных загогулинках, орешках кешью в белой глазури, блинчиках с ветчиной и грибами, глазированных сырках…